— Примерно… — не то переспросил, не то просто повторил тот, неловко переменив позу, и предположил нерешительно: — за сотню талеров… почти две.
Курт подождал продолжения, глядя на него выжидающе, и, не услышав более ни слова, уточнил:
— Всего? Две сотни — всего? За все полгода?
— Может, чуть меньше… Я ведь говорил, что не скажу вам точно; может, сто восемьдесят или сто девяносто… Господи, я не помню…
— Погоди, — оборвал он, и тот умолк, впервые за последние минуты подняв взгляд к его глазам. — Я верно тебя понял — за эти полгода твой доход от Филиппа Шлага составил не более двух сотен?
— Да, все так, — кивнул переписчик настороженно; Курт нахмурился.
— И больше ни за что ты с него денег не брал?
— Нет… я не понимаю…
— А хранить у себя переписанное для него он не просил? — продолжил он; Рицлер испуганно замотал головой, вонзившись ногтями в уже едва не до крови исцарапанные пальцы:
— Нет! И я бы не стал, ни за какие деньги не стал! Но он не просил, честное слово, Господь свидетель, не просил!
Курт поверил не упомянутому свидетелю, коего в данном случае вызвать для допроса было бы проблематично; попросту, после всего рассказанного, лгать в такой мелочи переписчику было незачем. Итак, пусть не женщина, но третье лицо в этой истории все же наметилось; кто-то, направивший Шлага по стезе теологии, кто-то, на кого ушли оставшиеся средства из того немалого капитала, что был собран погибшим с соучеников в виде взяток и долгов. Возможно, ради этого кого-то и было все это — риск засветиться, траты, поиски? Или просто сообщник по увлечению темными делами, у которого на сохранении находятся все те списки, каковых, судя по уже услышанному, было немало, но коих не обнаружили при обыске комнаты покойного…
— Пока это все, — вздохнул он, поднимаясь; переписчик подался вперед, глядя почти умоляюще, боясь смотреть в глаза и заставляя себя не отводить взгляда, и все так же шепотом спросил, едва держа себя в руках:
— Скажите мне сейчас, что со мной теперь будет?
— Я не знаю, — не задумавшись, ответил Курт и, увидев, как побледнело и без того почти бесцветное лицо парня, пояснил: — Если все то, что ты мне рассказал, правда, если ты ничего не скрыл от меня… «если», Отто… Если это — все, в чем ты провинился, то твоя судьба не в моих руках, в этом случае решать, как с тобою быть, будет ректор, и все, о чем тебе стоит беспокоиться, это возможное исключение или лишение должности помощника библиотекаря. Я от души надеюсь, что больше тебе бояться нечего… Нечего, Отто? — уточнил он, встретившись с переписчиком взглядом и глядя в его порозовевшие глаза безотрывно. — Или ты еще что-то хочешь мне сказать?
Тот на мгновение замер, то ли не решаясь, то ли не сумев отвести взор, и, прерывисто выдохнув, опустил голову.
— Нет… больше нечего.
— Врет, — убежденно сказал Курт уже на лестнице наверх. — Он не все сказал. Не могу понять, что, но что-то скрывает. Не назвал какую-то особо крамольную книжонку? Или утаил, что не один Шлаг развлекался подобными чтениями?
— Уверен? — уточнил Дитрих; он обернулся на ходу, продолжая прыгать через ступеньку, почти бегом:
— Неужто ты веришь ему?
— Пока не знаю. Послушай, aufer nugas[80], абориген: зайди к Керну, не то он сделает набивной фарш и из тебя, и из меня впридачу.
— Позже, Дитрих, — отмахнулся он, остановившись у выхода на первый этаж, прикрыл глаза, потирая ладонью лоб. — Сейчас мне необходимо сделать еще кое-что… Не возражай! Primo. Надо обыскать его комнату, пока никто не задумал побывать там раньше нас…
— Я, по-твоему, первый год на службе? — хмуро осведомился тот. — У двери охрана; поставили, как только Густав поведал о твоих геройствах.
— Отлично. Значит, мне нужен этот список; secundo — мне нужны сведения из библиотечной учетной книги. Что, кроме того, что было переписано, он брал для прочтения, по именованиям.
— Вот и скажешь об этом Керну, — просительно подсказал Ланц, взяв его за локоть. — Абориген, давай на доклад, наш старый живодер и без того рвет и мечет. В конце концов, сколько может обер-инквизитор Кельна дожидаться какого-то сопляка!
— Плевал я на всех обер-инквизиторов Германии, вместе взятых, — зло откликнулся он, разворачиваясь к Бруно. — Стало быть, вот что: все в университете знают, кто ты такой, посему никаких сложностей возникнуть не должно…
— Переписать из учетника, что он брал, — предположил тот; Курт кивнул.
— Все до слова. Бегом.
Подопечный невесело усмехнулся, покривив губы в улыбке.