— Может, просто шифровались как должно, — допустил подопечный тихо; он кивнул:
— Это было бы вероятно как вариант, но для того, чтобы ото всех таиться, они должны были бы для начала просто свести знакомство, в течение какового установилось их… так скажем — взаимопонимание. Или — как ты себе все это воображаешь? «Здравствуй, Филипп, я богослов-прогрессист, давай дружить и копаться в еретических трудах»?.. Нет. Наш третий — не из богословов.
— Этот третий — вообще призрак, — вздохнул Райзе, сидящий у стола и апатично постукивающий пальцами по дежурному «Молоту» в потемневшей обложке. — Никто его не видел, никто не слышал ни о ком, с кем Шлаг тесно общался, никто ничего не знает — однако, secundum omnes notitias[95], он есть.
— Призрак… — повторил Ланц задумчиво и пожал плечами. — Как знать.
— Господи, я ушам своим не верю… — снова пробормотал Бруно, и тот опять устремил на него усталый взгляд.
— Да будет тебе известно, не всегда появление потусторонних сущностей является следствием подобной работы, случается и ровно наоборот — это самое явление бывает основанием и причиной к самому началу этой работы. Знаешь, взял бы пример с аборигена и провел пару вечеров за чтением, весьма способствует зарождению зачатков разума, а для человека, состоящего на службе в Конгрегации, это вовсе непростительная невежественность.
— А я в вашу братию не рвался, — огрызнулся подопечный привычно, и Курт не оборачиваясь к нему, усмехнулся:
— Да?.. Ну, конечно, это веская причина. Бог с ними, с новыми знаниями, если их дают столь неприятные тебе личности. Продолжай в том же духе. Хотя, кое-какие ненормальные люди полагают, что, оспаривая некоторые утверждения, с ними надо для начала ознакомиться.
— Хорошо, твой подозреваемый — призрак. Злобный, кровожадный и любознательный, судя по всему. Может, бывшего библиотекаря не до конца дожгли? — предположил он язвительно. — Припрятал дровишек прежний инквизитор; corruptio, знаете ли, effusio[96]… Вот и носится теперь его неупокоенный дух по университету, совращая молодых студентов.
— Дитрих, продай мне индульгенцию, — попросил Курт мрачно. — Я намереваюсь совершить убийство.
— Сделай милость, — отозвался подопечный. — Избавишь меня от греха. Suicidium постепенно становится пределом моих мечтаний.
— Так, молодежь! — прикрикнул Райзе, хлопнув ладонью по обложке пухлого тома перед собою. — Tantum! Sat![97] Работаем.
— Призраки и демоны обсуждаются в последнюю очередь — в любом случае, — продолжил Курт. — Они обыкновенно богатств если и не приносят, то и не требуют, исключая расходы на ритуальные принадлежности. Вопрос — какие чаши-ножи могут стоить столько денег…
— Книга, — предположил Ланц, и он глубоко кивнул, вскинув палец:
— Да. Книга. Особая книга. Даже словарик в две ладони стоит хороших денег, а уж настоящая книга, а уж книга с определенным содержанием… Это единственное, что могло бы вызвать такие траты, но — откуда? Из библиотеки?
— Наследие прежнего смотрителя, — вновь вклинился Бруно. — Я оказался не так уж неправ.
— Весьма вероятно. Разумеется, нельзя ожидать, что переписчик где-то оставил пометку на этот счет, если я прав, если книга была и если теперь ее в библиотеке нет. Но снова вопросы; их два. Первый — где книга. У Шлага в комнате мы ничего не нашли. К слову, ничего. Это мы уже отмечали.
— Третий…
— Третий. Все тот же третий, ставший принимать участие в жизни покойного полгода назад. И второй вопрос — если средства, собранные им со студентов, были уплачены переписчику, то они-то где? При обыске было найдено множество новых вещей, он частенько был замечен в профессорской трапезной, где и блюда побогаче, и плата за них повыше, однако все это не укладывается в несколько сотен талеров. Я осмотрел скрипторий — там ничего нет.
— Прикрутить его к лестнице и вежливо расспросить…
Курт вздохнул, облокотившись о стол, и опустил подбородок в ладони.
— Охолонись, Дитрих. А теперь слово возьмет advocatusdiabolis, — сообщил он невесело. — Primo. Как вчера верно заметил Керн, списки книг… да и все прочее, что бы это ни было, Филипп Шлаг мог попросту уничтожить накануне своей гибели. Secundo. Все эти немалые средства, над которыми мы ломаем голову, могли быть просто уплачены тому, кто случайно прознал о его делах. За молчание. И — conclusio[98]: никакой книги, стоящей баснословных денег, переписчик ему не продавал и не копировал. Вот так-то… Это я и написал в своем отчете. Если кому-то есть, что возразить — я готов принять к рассмотрению любые идеи.