— Я ведь сказала, милый, все очень непросто.
— Все просто, — возразил Курт отчетливо. — Он мерзавец и заслуживает смерти. Никакие суды здесь не помогут — подобное не выносится на обсуждение всего города, да и никто не поднимет голос на герцога; но смерть — ей подвержены все. Любые сословия и чины.
— Мне не нравится, как ты это говоришь.
— Вот как? — усмехнулся он зло. — Тебе не нравится… Иными словами, ты не желаешь его смерти; верно? Позволишь узнать, почему? Может…
— Не смей продолжать, — оборвала Маргарет, выдернув руку из его пальцев. — Если ты скажешь то, что намеревался сказать, я залеплю тебе пощечину.
— А он будет отстаивать твою честь?
Перехватить ее руку было несложно, вторую, взметнувшуюся к другой щеке, тоже; стиснув хрупкие запястья, он рванул Маргарет к себе, прижав к груди и не давая двинуться.
— Я знала — ты не поймешь! — надрывно проговорила она, силясь вырваться. — Знала — и оказалась права!
— Так объясни, — не разжимая рук, потребовал Курт. — Объясни, потому что иначе я действительно отказываюсь тебя понимать!
— Потому что тогда мне конец! — почти выкрикнула она и внезапно обмякла, прекратив попытки высвободиться и упав головой на его плечо. — Потому что тогда мне конец, — повторила Маргарет уже тихо и обессиленно. — Где-то, я не знаю, где, у кого-то, я не знаю, у кого, лежит подписанная им бумага. А в ней — всё, все, что он обо мне знает, а знает он немало. Если с ним приключится что-то, бумага будет у вас, в Друденхаусе. Свидетельство правящего герцога, двоюродного брата князь-епископа, против собственной племянницы — повод задуматься, верно?.. Расследование закончится осуждением.
— Это он сказал тебе такое? — тоже сбавив тон, спросил он, продолжая держать Маргарет в объятиях. — И это правда?
— Я не знаю. Возможно, да, а возможно, и нет… Но желания испытать это у меня не возникает.
— Все, что он о тебе знает… — повторил Курт, отстранив ее от себя и заглянув в глаза. — И откуда же он знает все это, если только ты не откровенничала с ним? А если это так (а это так, иначе откуда бы такая осведомленность), то — почему? Что за причина исповедоваться человеку, убившему твоего отца и…
— Все сложно, — повторила Маргарет чуть слышно, но неуклонно. — В двух словах не рассказать.
— Впереди еще половина ночи, — напомнил он, вновь помрачнев и отодвинувшись. — Хватит не на одну сотню слов. Говори. Пусть все будет сказано сегодня, чтобы потом не терзать душу — ни мне, ни тебе. Я слушаю.
— Пойми, мне было всего шестнадцать с небольшим, когда это случилось. Я была совсем девчонкой.
— Продолжай.
— Когда он… прекратил свои… попытки, — выговорила Маргарет с усилием, — спустя некоторое время, увидя, что именно я читаю в библиотеке… тогда еще — какой-то редкий, но дозволенный труд… Тогда он сказал, что поможет мне овладеть обретенной мною силой. Нет, я понимала, что это не было сказано из человеколюбия или иных благородных намерений, и он понимал, что утверждать такое глупо, посему он откровенно высказал свою идею: пробиться к власти с моей помощью.
— И ты согласилась. Создала союз с братоубийцей и насильником.
— Ты так плохо знаешь меня? — уже без злости, с усталым отвращением, возразила Маргарет. — Ты полагаешь, я вот так просто могла забыть обо всем, что он сотворил?.. Разумеется, это было самонадеянным с моей стороны, но — я согласилась; однако не потому, что простила ему смерть отца и его измывательства надо мною. Тогда я решила — пускай. Пусть думает, что прельстил меня всем этим, я буду делать вид, что помогаю ему, а тем временем буду помогать себе. Как иначе женщина может достичь в нашем мире чего-то, как не через мужчину?
— Да, — согласился Курт с тяжелой усмешкой. — Это я уже понял.
— Прекрати, наконец. Разве моя откровенность сейчас не есть свидетельство моей искренности к тебе?
Он встряхнул головой, прикрыв глаза, и почувствовал осторожное касание узкой ладони к своему плечу.
— Прости, — вздохнул Курт, через силу улыбнувшись. — Просто я, кажется, узнал слишком много. Больше, чем хотел…
— Выслушай теперь до конца, — возразила Маргарет, пересев ближе и, обняв, склонила голову на его плечо. — Теперь я хочу рассказать все, чтобы ты не затаил сомнений, чтобы понял меня… Тогда я просто решила играть с ним, — продолжила она тихо. — Разумеется, я понимала, что он это видит, и это осознавал каждый из нас — то, что мы держим нож у спин друг друга, и весь вопрос в том, кто сумеет выбрать нужный момент, чтобы ударить первым. Он устроил мою жизнь — титул пфальцграфини; ведь племянница герцога — это всего только племянница…