Виктор дрожащими руками натянул брюки, рубашку, схватил двухтомник Гете и вышел на улицу. На двери букинистического магазина висела табличка: «Переучет». Он выругался и огляделся по сторонам.
— Девушка, купите Гете по дешевке, — обратился он к проходившей мимо молодой женщине. Та испуганно шарахнулась от него и ускорила шаг.
Улица была пустынной и не таила в себе ничего утешительного. Неужели так трудно появиться какому-нибудь кредитоспособному знакомому? Правда, когда он сможет отдать долг, сказать трудно. Ему вдруг пришла в голову мысль: если он еще беспокоится о возврате долга, значит не все потеряно. В самом деле, чувство стыда пока не улетучилось. Остатки чувства собственного достоинства, горько усмехнулся он. Интересно, как долго оно сохранится? Говорят, это явление преходящее. Наверняка недалек тот день, когда ему станет безразлично, глубоко безразлично то, что пока тоненькой ниточкой связывает с порядочными людьми. Ну и пускай. По крайней мере станет легче. Осталось совсем немного, он опустится на дно и перестанет мучиться угрызениями совести. Центр тяжести переместится в сторону кредиторов, теперь уже они, как в том старом анекдоте, будут волноваться, как получить с него когда-то данное взаймы...
«Но удача все-таки есть», — подумал Виктор, увидев идущего по другой стороне улицы Алишера.
— Послушай, Алишер, ты слышал, что сказал о тебе Соломон?
— Интересно, — улыбнулся Алишер.
— Он сказал: «Худший из всех виденных мною под солнцем недугов — богатства, сберегаемые во вред их хозяину».
— Ну, это не про меня, — разочарованно хмыкнул Алишер. — Сей недуг даже близко ко мне не подходит.
— Друг мой, богатство — понятие относительное. Ведь сегодня день студентов. Ты стипендию получил?
— A-а, я догадался, ты забыл дома чековую книжку и неохота возвращаться. Кстати, ты так и не объяснил мне, почему стал пить.
Виктор серьезно посмотрел на него и спросил:
— Ты что же, действительно решил разобраться в этом?
— Конечно! — искренне ответил Алишер. — Только откровенно.
— Идет, — со злой усмешкой сказал Виктор и спросил: — Ты знаешь, чего я больше всего боюсь? — Алишер ничего не ответил, и Виктор продолжал: — Я одного боюсь на этом свете, что меня, такого горячо мной любимого, не станет — и удивляюсь, как можно бояться еще чего-нибудь: жены, начальства, долгов, неуважения. Я физически ощущаю этот страх, он погоняет меня, как осла, своей плетью: «Ну же, вперед, скотина! Быстрей к пропасти! Сейчас я тебя скину туда!» И вот однажды я почувствовал, очень явственно, что схожу с ума от ужаса. Тогда я купил бутылку и выпил ее. Наступило успокоение — оказывается, есть на свете панацея от бед. Потому и пью...
— М-да, занятная философия, — саркастически произнес Алишер. — Ты это серьезно?..
— Ну как, дашь? — уклонился от ответа Виктор.
— Опять пить?
— Ты не бойся, я верну сполна... Да и не на выпивку это, — Виктор отвел глаза. — Книгу одну нашел. Давно за ней гоняюсь: однотомник Гете.
— Точно не на выпивку, интеллектуал?
— Точно, — криво ухмыльнулся Виктор, по-прежнему не глядя на Алишера.
— Сколько? — спросил тот.
— Червонец... можешь?
— Ого! Внушительный удар по бюджету. Ладно, держи. Если мне не хватит до стипендии, придется дотянуть на чувстве юмора.
Здание, где работала Фастова, поразило Арслана своими коридорами. Длинные, узкие и темные, они напоминали туннели. Здесь находилось множество учреждений, и ему пришлось немало побродить, прежде чем он с трудом отыскал кабинет начальника. Но войдя в приемную, Туйчиев понял: поговорить спокойно не удастся. Здесь стоял гул, беспрерывно звонил телефон, в кабинет и обратно шли и шли люди.
Арслан решил действовать через секретаря, миловидную девушку лет девятнадцати, которая умело и быстро направляла поток посетителей. Улучив момент, когда она положила телефонную трубку, Туйчиев негромко представился и добавил:
— Без вашей помощи мне не обойтись, нужно какое-нибудь помещение, хочу побеседовать с некоторыми товарищами.