— Слушай, ты кончишь самоедством заниматься? Ну, допустил ошибку, — Арслан пытался успокоить друга. — Давай лучше подумаем, чем мы сейчас располагаем...
— Чем? Ничем! — перебил его Соснин. — И все по моей милости.
— Хватит! — рассердился Арслан. — Работать надо. Я не согласен с тобой, что у нас нет доказательств.
— Ты же сам сказал, что все возвернулось на круги своя.
— Не прав я, значит. Погорячился. Да сядешь ты, наконец?! Мельтешишь перед глазами. Тоже мне — лев в клетке. — Арслан встал, подошел к Соснину, описывавшему замысловатые фигуры по кабинету, и насильно усадил его. — Вот так. А теперь слушай. Ты говоришь: Фастова с готовностью приняла показания Юдиной... Что из этого следует? Во-первых, она подтвердила факт знакомства с Юдиной, который категорически отрицала. Во-вторых, Юдина сказала неправду о характере взаимоотношений с Фастовой...
— Но это в одинаковой мере устраивает обе стороны, — подхватил Соснин, уловив направление мысли друга.
— Совершенно верно. Значит, есть еще одно обстоятельство.
— Они хотят что-то скрыть? — задумчиво спросил Соснин.
— Я думаю, в этом и состоит разгадка. Иначе зачем Фастовой покрывать Юдину, нанесшую ей телесные повреждения.
— Ты полагаешь, что удар нанесла она?
— Когда разговаривают двое, а одного после этого находят с раной на голове, то нетрудно догадаться, кто нанес удар.
— Логично, но, — Соснин удрученно вздохнул, — пока бездоказательно. И все же никак не пойму: если удар нанесла Юдина, то почему Фастова скрывает это?
Зазвонил телефон, Николай поднял трубку.
— Капитан Соснин слушает. А он у меня. Хорошо, пропустите.
— Дежурный звонил. Фастов Леня пришел и тебя спрашивает.
Леня не сразу решился прийти сюда. То, что произошло, потрясло его, но он полагал, что случившееся не выходит за рамки интересов его семьи. Беспокоить кого-нибудь по этому поводу он считал неудобным. Но после долгих раздумий все же пошел к Туйчиеву, продолжая испытывать чувство неловкости. Как все нерешительные люди, он обрадовался, что Туйчиева нет на месте: ведь он выполнил намеченное, а раз отсутствует Туйчиев, он не виноват. Но дежурный не дал ему уйти и позвонил Соснину.
...Преодолевая робость и смущение, Леня постучал.
— Входите, входите, — раздался знакомый голос. Леня вошел и остановился у дверей, забыв даже поздороваться.
— Здравствуйте и проходите, — Николай жестом показал на стул.
— Здравствуйте, — только теперь поздоровался Леня. — Я ненадолго.
— Сколько потребуется, — приветливо улыбнулся Арслан. — У вас что-нибудь случилось? — сразу поинтересовался он.
— Да. То есть нет... В общем, я посоветоваться пришел. Если можно.
— Конечно, можно. Слушаем вас.
— У нас дома... облигации пропали.
— Что? Облигации? — недоуменно переспросил Соснин. — Какие облигации?
— Трехпроцентные, их еще золотым займом называют, — пояснил Леня.
— Вот что, Леня, вы уж нам понятней объясните, — предложил Арслан, — а то пока связь с делом не улавливается.
— Я понимаю, к делу не относится... Я просто посоветоваться, — застеснялся Леня. «И зачем я только пришел. Голову людям морочу!» Но Туйчиев дружелюбно положил ему руку на плечо и ободряюще сказал:
— Давай! Рассказывай.
— Не знаю даже, как правильно назвать — наследство или подарок. Бабушка покойная оставила двадцать пять штук облигаций трехпроцентных и дала наказ: когда жениться буду, мне их отдать. Так и лежали они в старой сумке в бабушкином сундуке. Сундук, не знаю почему, на висячий замок запирался. Такой порядок еще бабушка завела. От кого запирался сундук — до сих пор понять не могу. Ключ к нему лежал в комоде на виду, и, кому нужно было, тот брал его и отпирал. Я не раз предлагал матери снять замок, но она говорила: пусть будет, как при бабушке. Так вот, чтобы каждый раз в сундук не лазить, я номера облигаций переписал себе в записную книжку. — Леня вынул из внутреннего кармана пиджака записную книжку, полистал, открыл на нужной странице и в таком виде положил на стол перед Сосниным. — Как только в газете появляется таблица очередного тиража, я проверяю по своим записям. В этот раз, — продолжал Леня, — я тоже так проверял. И вдруг даже не поверил: сколько лет ничего, а тут выигрыш. И представьте — сразу по двум облигациям. И какой! Пятьсот рублей! Пятьсот двадцать, — уточнил Леня. — Думаю, надо достать облигации и завтра маме показать. Положительные эмоции ей не помешают. Взял, значит, я ключ, открыл сундук, а сумка пуста: облигаций нет. Всю квартиру обшарил, но не нашел.