– Обещаю!
– Мохаммед Эмин, твой отец, находится поблизости.
– Аллах-иль-Алл…
– Молчи! Твой крик может нас выдать.
– Кто ты?
– Друг твоего отца. Я пришел как гость к хаддединам и боролся на стороне твоего отца против ваших врагов. Я прослышал, что ты находишься в заключении, и мы отправились в путь, чтобы тебя освободить.
– Слава Аллаху! Хотя мне и не верится!
– А ты поверь! Смотри: это окно выходит во двор, двор примыкает к саду, а сад принадлежит хозяину дома, в котором мы и живем.
– Сколько вас?
– Всего четверо – твой отец, я, еще один наш друг и мой слуга.
– Кто ты и кто твой друг?
– Оставим эти расспросы на потом, нам нужно поторопиться!
– Бежим из тюрьмы?
– Нет. Мы еще к этому не подготовлены. Я пришел сюда случайно, не продумав ничего заранее. Ты умеешь читать?
– Да.
– Но здесь темно.
– Днем бывает достаточно светло.
– Тогда слушай. Я мог бы тебя прямо сейчас взять с собой, но это было бы, естественно, слишком опасно. Однако я заверяю тебя, что пройдет совсем немного времени – и ты будешь свободен. Я еще не знаю, как мы все решим, – если ты услышишь, что через окно в камеру упал камень, подними его, к нему будет привязана бумага, в которой будет написано, что тебе делать.
– Господин, ты возвращаешь мне жизнь, а я уж почти отчаялся! Как вы узнали, что меня притащили в Амадию?
– Об этом мне сказал езид, которого ты повстречал у воды.
– Точно, – быстро ответил он. – О, теперь я слышу, что ты говоришь правду! Я буду ждать. И передай горячий привет отцу!
– Я сделаю это уже сегодня. Ты голоден?
– Очень!
– Ты смог бы спрятать хлеб, свечу и зажигалку?
– Я выкопаю руками дырку в земле и спрячу все туда.
– Вот тебе для этого мой кинжал. Он пригодится тебе и в других случаях. У тебя будет оружие. Но он мне дорог, и поэтому храни его пуще глаза!
Он поспешно схватил оружие и прижал его к губам.
– Господин, пусть Аллах вспомнит это тебе в час твоей кончины. Теперь у меня есть оружие. Я непременно освобожусь, даже если вы не придете.
– Мы придем. Не предпринимай необдуманных действий, чтобы не создать для себя и для твоего отца ненужной опасности.
– Я буду ждать неделю. Если же вы не придете в этот срок, я буду действовать сам.
– Хорошо! Если получится, я переправлю тебе все уже сегодня ночью через окно. Может быть, мы сумеем еще и переговорить друг с другом. Если не будет слишком опасно, ты услышишь и голос своего отца. Теперь прощай, мне пора идти.
– Господин, дай мне твою руку!
Я протянул ему руку, он так крепко сжал ее, что мне стало больно.
– Да благословит Аллах твою руку, покуда она двигается, а когда успокоится для смертного сна, да возрадуется твой дух в раю тому часу, когда ты стал моим ангелом! Теперь иди, чтобы с тобою не стряслось ничего плохого.
Я запер тюрьму и потихоньку отправился назад к аге. Он еще спал, громко храпя. Я уселся и прождал так, пожалуй, с добрый час, пока не услышал шаги перед дверью. Я быстро закрыл дверь и начал расталкивать агу. Дело было нелегким, тем более что нужно было сделать это быстро. Я поставил его на ноги, он очухался и уставился на меня.
– Ты, эмир? Где мы?
– В тюрьме. Очнись!
Ответом мне был ошарашенный взгляд.
– В тюрьме? A-a! Как это мы здесь очутились?
– Вспомни о трактире и о лекарстве, припомни и сержанта, которого мы хотим разоблачить.
– Серж… Машалла, я вспомнил! Я спал. Где он? Его еще нет?
– Говори тише! Ты что, не слышишь? Они же стоят под дверью и разговаривают. Разотри свое заспанное лицо!
Добряк Селим выглядел жалко, но он по меньшей мере обрел понимание происходящего и теперь стоял выпрямившись, не шатаясь. И вот, когда внешняя дверь камеры закрылась, ага взял лампу в руку, толкнул нашу дверь и вышел в коридор. Я последовал за ним. Злоумышленники замерли, заметив, что он к ним подходит.
– Откуда вы пришли, псы? – набросился ага.
– Из кофейни, – поколебавшись, ответил сержант.
– Из кофейни! В то время как вам нужно стоять на вахте! Кто дал вам разрешение отлучаться?
– Никто!
Бедные люди, они дрожали от страха, и мне было их жалко. Ведь их небрежность обернулась для меня большим преимуществом. Даже несмотря на то, что язычок пламени был крошечным, я заметил, как ужасно вращал глазами ага. Конец его бороды трясся, а руки от бешенства сжались в кулаки. Но тут, видимо, он вспомнил, что не совсем еще твердо стоит на ногах, и передумал.
– Завтра вас ждет наказание!
Он поставил лампу на ступеньку и повернулся ко мне.
– Или ты, может, считаешь, что мне прямо сейчас следует вынести приговор? Как прикажешь – высечь одного за другим, поочередно?
– Отсрочь их экзекуцию до завтра, Селим-ага! Она от них не уйдет!
– Хорошо, я непременно сделаю так, как ты говоришь. Пошли!
Он открыл дверь и запер ее снаружи.
– Ты что, так долго был с мутеселлимом? – недоверчиво спросила агу Мерсина, когда мы пришли домой.
– Мерсина, – ответил он, – говорю тебе: нас приглашали остаться там до раннего утра, но я, зная, что ты осталась одна дома, отклонил столь радушное приглашение коменданта. Я не хочу, чтобы русские тебе отрезали голову. Ведь началась война!
Она испуганно всплеснула руками.
– Война? Между кем и кем?
– Между турками, русскими, персами, арабами и курдами. Русские уже стоят часах в четырех хода отсюда. Сто тысяч солдат и три тысячи пушек!
– О Аллах! Я умираю, меня уже нет… И ты идешь воевать?
– Да. Смажь мне сапоги, но только так, чтобы никто об этом не узнал. То, что началась война, – это еще государственная тайна, и жители Амадии узнают ее лишь тогда, когда русские завтра окружат город.
Ее качнуло, она обессиленно опустилась на первый же попавшийся горшок.
– Уже завтра! Они в самом деле завтра будут здесь?
– Да.
– И они будут стрелять?
– Конечно, еще как!
– Селим-ага, я не буду смазывать тебе сапоги!
– Это еще почему?
– Ты не должен воевать, тебя не должны застрелить!
– Хорошо, это мне подходит, и поэтому я могу сейчас пойти спать. Доброй ночи, эфенди! Доброй ночи, моя дорогая, моя сладкая Мерсина!
Ага ушел. Цветок дома удивленно уставилась на его удалявшуюся спину, затем поспешила осведомиться:
– Эмир, это правда, что придут русские?
– Пока еще неизвестно. Я полагаю, что ага слишком серьезно воспринял слухи.
– О, ты капаешь бальзам на мое раненое сердце. Разве нельзя сделать так, чтобы они не дошли до Амадии?
– Мы обязательно потом над этим поразмыслим. Ты разобрала кофе?
– Да, господин. Это оказалось очень неприятной работой, но этот злой человек хаджи Халеф Омар не давал мне покоя, пока я не завершила всю работу. Хочешь посмотреть?
– Покажи!
Она принесла банку и пакет с кофе, и я убедился, что она и вправду отлично постаралась.
– И что ты скажешь по этому поводу? Каков будет твой приговор?
– Весьма милостивый для тебя. Поскольку твои нежные руки так часто касались зерен, да будут они все твоими. Посуда, купленная мной сегодня, также принадлежит теперь тебе. Стаканы же я подарю доброму Селиму-аге.
– О эфенди, ты справедливый и мудрый судья. В тебе больше доброты, чем у меня когда-либо было горшков. Этот благоухающий кофе – еще одно доказательство твоего величия. Аллах да подействует на сердца русских, чтобы они не пришли и не застрелили тебя. Ты думаешь, мне удастся спокойно сегодня поспать?
– Конечно же! Уверен!
– Спасибо тебе, ведь покой – это единственное, чем еще может наслаждаться измученная женщина!
– Ты спишь здесь, внизу, Мерсина?
– Да.
– Но ведь не на кухне же, а в комнате?
– Господин, женщине место на кухне, и спит она тоже на кухне.
М-да! Дело оборачивалось не так, как мне хотелось. Во всяком случае, глупая шутка аги оказалась для нас весьма неуместной. Мерсина заснет сегодня не сразу. Я поднялся наверх, но направился не к себе, а в комнату хаддедина. Он уже лег спать, но, как только я вошел, проснулся. Я рассказал ему подробно про свое приключение в тюрьме, чем поверг его в изумление.