– Тогда не буду больше мешать.
– О эфенди, твое присутствие доставит мне удовольствие.
– Но твое время ценно, я не буду у тебя его забирать.
– Ты придешь утром?
– Быть может.
– Ты должен быть при отъезде транспорта, чтобы видеть, как все это произойдет.
– Тогда я приду. Салам!
– Салам! Да будет Аллах твоим ведущим!
Едва я вошел в дом, навстречу мне звонко раздалось:
– Хамдульиллах, эфенди, ты жив и ты свободен!
Это была Мерсина. Она взяла меня за руки и глубоко вздохнула всей грудью:
– Ты великий герой! Это мне сказали твои слуги и посланник от Али-бея. Если бы они тебя арестовали, ты бы их убил прямо в серале и при этом, может быть, убил бы и Селима-агу.
– Его – нет, но других – точно! – рассмеялся я.
– Да. Ты как Келад-Силач. Твой стан походит на стан пантеры, твоя борода бесподобна, а твои руки как ноги слона!
Это, естественно, было лишь вольное сравнение. О Мерсина, какое это было покушение на темно-русое украшение моего лица, на милую симметрию моих незаменимейших конечностей! Мне пришлось быть в той же степени учтивым:
– Твой рот глаголет, как уста поэта, Мерсина, и твои губы переливаются через край, как горшок, полный сладкого меда; твоя речь благотворна, как пластырь, прилепленный на больное место, а звучание твоего голоса не забудет никто, кто его хоть раз слышал. Вот, возьми пять пиастров, чтобы купить лак и хну для твоих век и для розовых ногтей твоих рук. Мое сердце радуется тебе, моя душа помолодела, а мои глаза насладятся прелестью твоей походки!
– Господин, – вскричала она, – ты храбрый Али, мудрее, чем Абу Бакр, сильней, чем Самсон, и красивей, чем Хусейн! Хочешь, я тебе что-нибудь поджарю, сварю? Я сделаю тебе все, что ты потребуешь, ибо с тобой в мой дом вошла радость, через порог моего дома переступило благословение.
– Твоя доброта трогает меня, о Мерсина, я не смогу отплатить тебе в той же мере! Но я не хочу ни есть, ни пить, когда я взираю на блеск твоих глаз, цвет твоих щек и милый изгиб твоих рук. Тут был Селим-ага?
– Да. Он мне все рассказал. Твои враги уничтожены. Иди наверх и утешь своих друзей, которые о тебе очень тревожатся!
Я пошел наверх.
– Наконец-то вернулся! – сказал англичанин. – Большая тревога! Хотели идти и вас забирать! Счастье, что мы здесь!
– Ты подвергался опасности? – спросил Мохаммед.
– Не очень. Все, во всяком случае, позади. Ты знаешь, что мутасаррыфа сместили с должности?
– Мосульского?
– Да, макреджа тоже сместили.
– Значит, поэтому Селек и здесь!
– Да. Он тебе ничего те рассказывал во время вашего выезда верхом?
– Нет. Он молчал. Но ведь тогда Амада могут освободить, ведь только мутасаррыф держал его в заключении.
– Я тоже надеялся на это, но, правда, все меньше. Падишах одобряет действия турок против вас, а верховный судья из Анатолии приказал, чтобы твоего сына доставили в Стамбул как заложника.
– Аллах керим! Когда?
– Завтра утром.
– Мы нападем на его охрану!
– Пока мы еще можем освободить его хитростью, не причинив вреда ни одному человеку.
– У нас в распоряжении лишь эта ночь?
– Этого достаточно.
Затем я повернулся к англичанину:
– Сэр, мне нужно вино для мутеселлима.
– Если бы он был достоин вина! Пусть пьет воду, кофе, липовый чай, валерьянку и пахту!
– Он просил у меня вино.
– Озорник! Нельзя же вино пить! Мусульманин!
– Мусульмане пьют его так же охотно, как и мы. Я хотел бы сохранить его благоволение к нам, пока оно нам необходимо.
– Здорово! Пусть пьет вино! Сколько?
– Дюжину бутылок. Я даю половину, а вы – другую.
– Ну вот еще! Не покупаю половину вина? Вот деньги.
Он сунул мне кошель и даже и не подумал о том, чтобы заметить, сколько я взял из него денег. Он был джентльмен, а я – неимущий бедняк.
– Ну как? – спросил он. – Мы спасем Амада?
– Да.
– Сегодня?
– Да.
– Как?
– Я пойду пить вино с Селимом-агой и попытаюсь…
– Он тоже пить вино? – прервал меня Линдсей.
– С увлечением.
– Превосходный мусульманин! Заслуживает побои!
– Как раз эта его наклонность дает нам преимущество. Он напьется, и я возьму у него незаметно ключ от тюрьмы. Выпущу араба к его отцу, там он переоденется. Потом Халеф поведет его к вилле, которую мы построили для него.
– Well! Очень хорошо! А что я делаю?
– Прежде всего надо быть начеку. Когда я его приведу, то дам вон оттуда, от угла, сигнал. Я издам крик разбуженного ворона. Затем Халеф быстро спускается вниз, чтобы открыть дверь и задержать хозяйку на кухне. Вы идете с Мохаммедом к лестнице и встречаете Амада, ведете его наверх, он там одевается, и вы ждете меня.
– А вам нужно будет снова уйти?
– Да, к Селиму-аге, чтобы, не возбудив никаких подозрений, снова подсунуть ему ключ.
– Тяжелое дело для вас. А если вас поймают?
– У меня есть кулаки, а если и этого не хватит, то имеется и оружие. Теперь же я предлагаю вместе поужинать.
Во время ужина я весьма тщательно проинструктировал и Мохаммеда. Халеф принес вино и аккуратно запаковал.
– Все это ты сейчас отнесешь к мутеселлиму, – сказал я.
– Он будет его пить, сиди? – удивленно спросил Халеф.
– Пусть он употребит его столько, сколько ему будет нужно; ты передашь пакет только в его руки и скажешь, что это я прислал ему лекарство. И послушай-ка! Когда я потом пойду с Селимом-агой, ты тайно последуешь за нами и запомнишь дом, в который мы с ним зайдем. Точно запомнишь! Если же я срочно понадоблюсь, ты придешь туда за мной.
– Где я тебя найду в том доме?
– Ты пройдешь по коридору шагов восемь и постучишься в правую дверь. Там я и буду. Если тебя увидит хозяин, то ты ему скажешь, что ищешь чужого эмира, который пьет здесь из кружки. Понял?
Халеф тут же ушел к коменданту с пакетом. Мохаммед Эмин пребывал в неописуемом волнении. Я не видел его таким даже тогда, когда в Ступенчатой долине нужно было брать в плен его врагов. Он нацепил все свое оружие и перезарядил ружье. Я с пониманием отнесся к этому. Сердце отца – святое дело, у меня ведь тоже был в доме отец, который часто за меня беспокоился и терпел лишения, поэтому я мог понять его состояние.
Наконец от мутеселлима вернулся Селим-ага. Он быстро поужинал на кухне, и мы снова тайно отправились пить вино. Ага достаточно хорошо ознакомился с действием крепкого вина и потому проявлял осторожность. Он пил только маленькими глотками и очень медленно. Мы сидели уже около часа, но напиток еще не оказывал никакого действия на агу, разве что он стал спокойнее и мечтательнее. Селим-ага устроился в уголке и размышлял. Я уже собирался уговорить его допить кружку до дна и послать за двумя новыми кружками, как в нашу дверь постучали.
– Кто это? – спросил ага.
– Должно быть, Халеф.
– Он что, знает, где мы?
– Да.
– Эфенди, что ты наделал!
– Он не знает, что мы тут делаем.
– Не впускай его!
Как хорошо, что я так детально проинструктировал Хале-фа! То, что он пришел за мною, доказывало, что произошло что-то особенное. Я открыл дверь и вышел навстречу.
– Халеф!
– Сиди, это ты?
– Да. В чем дело?
– Мутеселлим пришел.
– Плохо, он может нам все испортить. Иди. Мы скоро пойдем за тобой. Но когда мы придем в дом, ты оставайся постоянно около двери в мою комнату, чтобы быть у меня всегда под рукой.
Халеф ушел, а я вернулся к Селиму-аге.
– Ага, тебе повезло, что я сказал Халефу, где мы находимся. Мутеселлим у тебя в доме и ждет тебя.
– Аллах-иль-Аллах! Идем быстрее, эфенди. Чего он хочет?
– Халеф не знает этого.
– Должно быть, важное дело. Поспешим.
Мы оставили недопитое вино и спешно зашагали по направлению к жилищу Селима.
Там мы увидели коменданта, который сидел на «моем» почетном месте в комнате и потягивал наргиле. Красный бумажный фонарь бросал на его лицо магические отблески. Он был настолько учтив, что даже поднялся, когда увидел меня.
– А, мутеселлим, ты здесь, у меня! Аллах да благословит твой приход, да понравится тебе у меня! Втайне у меня, конечно, было совсем иное желание.