– Эмир, прости, что я к тебе пришел. Хозяйка этого дома, которой Аллах дал совершенно неповторимое лицо, указала мне идти наверх, сюда. Я хотел поговорить с Селимом-агой.
– Тогда позволь мне удалиться.
Теперь он был просто вынужден предложить мне остаться, если не хотел совсем уж нарушить обычаи турецкой вежливости.
– Останься, эмир. Садись. Пусть Селим-ага тоже сядет. То, что я ему сообщу, ты тоже имеешь право узнать.
Мне пришлось вытащить запасные трубки. Разжигая их, я внимательно наблюдал за комендантом. Красный свет фонаря не давал возможности хорошо рассмотреть его лицо, но мне показалось, что его голос приобрел звучание, которое появляется обычно, когда язык начинает терять прежнюю легкость и говорить становится все труднее. Чувствовалось, что он уже принял «лекарства».
– Как ты думаешь, эфенди, макредж важный заключенный?
– Да.
– Ты прав. Поэтому меня очень беспокоит мысль, что ему, может быть, удастся убежать.
– Он же надежно заключен в тюрьме!
– Да. Но мне этого недостаточно. Селим-ага, я не буду спать эту ночь и схожу два, нет, три раза в тюрьму, чтобы удостовериться, что он действительно там.
– Господин, я сделаю это вместо тебя!
– Тогда ты, конечно, увидишь арестованного и перестанешь беспокоиться, но я-то все равно не смогу спать. Я сам схожу. Дай мне ключ!
– Ты понимаешь, господин, что ты меня обижаешь?
– Я не хочу тебя обижать, а просто хочу успокоиться. Анатоли кади аскери очень строгий человек. Мне накинут на шею шелковую веревку, если я упущу пленника.
Это делало наш план совершенно невозможным к осуществлению. Дело безвыходное? Я должен был быстро принять решение. Пока Селим-ага высказывал своему начальнику упрек, я поднялся и потихоньку вышел в коридор, где меня ждал Халеф.
– Принеси самого лучшего табаку. Вот тебе деньги, иди в дом, откуда ты меня увел, купи у хозяина то самое вино из Тюрбеди Хайдари, какое я пил.
– Сколько мне принести?
– Сосуд, в который войдут десять кружек, какие есть у хозяина. Он тебе одолжит такой сосуд.
– Мне внести питье дьявола прямо в комнату?
– Нет. Я сам возьму его потом из твоей комнаты. И башибузук не должен ничего знать. Дай ему бакшиш. Пусть он выйдет прогуляться сколько ему будет угодно. Он ведь может пойти к караульным, чтобы повидаться с тем баш-чаушем, с которым он завтра уедет…
Я вернулся как раз в тот момент, когда ага передавал коменданту ключ. Комендант засунул его за пояс и сказал мне:
– Ты знаешь, что макредж оказал сопротивление?
– Да. Он хотел сначала подкупить Селима, потом даже пытался лишить его жизни.
– Он за это заплатит!
– И еще, – прибавил Селим-ага, – когда я предложил ему вывернуть карманы, он этого не сделал.
– А что у него там было?
– Много денег.
– Эмир, скажи, кому принадлежат эти деньги? – тут же спросил меня комендант.
– Будет справедливо, если их возьмешь ты.
– Правильно. Пошли!
– Мутеселлим, ты хочешь меня сейчас покинуть? – спросил я. – Хочешь меня оскорбить?
– Я к тебе пришел по делу, а не в гости.
– Но ведь я не знал, что ты придешь. Позволь мне набить тебе трубку по-особенному, так как здесь редко кто курит.
Халеф с табаком был уже здесь. Это был первоклассный табак мистера Линдсея. Коменданту он, конечно же, понравился. Вообще же я твердо решил, что без моего разрешения комендант не уйдет из моей комнаты. Но, слава Богу, получилось так, что не пришлось прибегать к крайним мерам, – он охотно завладел трубкой. Мы продолжали беседовать дальше, и я все время перехватывал взгляды мутеселлима, бросаемые в направлении двери: он наверняка хотел вина. Поэтому я поспешил спросить:
– Ты получил лекарство, господин?
– Да, благодарю тебя, эфенди!
– Тебе хватило?
– Я еще не прикинул.
– И даже еще и не попробовал?
– Лишь немного.
– Ну и как?
– Очень хорошее лекарство. Но я слышал, что есть еще совсем сладкое лекарство.
Ага знал великолепно, о чем шла речь. Он усмехался, не скрывая своего желания, и соблазняюще подмигивал мне.
– Есть и совсем сладкое, – ответил я.
– Его трудно достать?
– Нет.
– Оно хорошо лечит?
– Очень хорошо. Оно подобно молоку, текущему из деревьев в раю.
– Но в Амадии, наверное, нет его!
– Я могу немного приготовить. Я умею это делать везде, в том числе и в Амадии.
– Это займет много времени?
– Если ты подождешь только десять минут, ты отведаешь райский напиток, который гурии подают Мохаммеду.
– Я жду!
Его глаза светились от предвкушения предстоящего удовольствия. Еще больше сверкали глаза достопочтенного Селима-аги. Используя эту паузу, я покинул комнату, для того чтобы зайти к Мохаммеду Эмину.
– Эмир, ничего не выйдет? – Этим вопросом встретил он меня.
– Нет, наоборот, только сейчас все начинается!
– Но у тебя же не будет ключа!
– Может, он и не потребуется. Наберись терпения и подожди!
– У кого был ключ от внешней двери тюрьмы?
Тут пришел на цыпочках Линдсей.
– Моего табака взяли? Кто его курит?
– Комендант.
– Очень хорошо! Пьет мое вино, курит мой табак! Просто отлично!
– Почему бы и нет!
– Должен был быть дома! Мешает побегу!
– Может быть, он даже и поспособствует ему. Я послал за вином.
– Опять?
– Да. За персидским. Слона валит с ног. Сладкое как мед и крепкое как лев!
– Well! Я тоже пить персидское!
– Я позаботился и об этом, для вас тоже найдется вино. Я доведу их обоих до кондиции, а когда они будут веселенькими, то посмотрим, что можно здесь сделать.
Я вернулся на кухню и разжег огонь. Не успел он еще порядком разгуляться, как пришел Халеф с огромной бутылью опасного питья. Я налил вино в кастрюлю и поставил ее на огонь, препоручив дальнейшее заботам Мерсины. Сам же пошел к англичанину.
– Вот и персидское вино! Дайте, пожалуйста, ваши стаканы.
Когда я входил в свою комнату, в устремленных на меня глазах турок отражалось терпеливое ожидание и нетерпение одновременно.
– Вот и лекарство, мутеселлим. Попробуй его, пока оно еще холодное. Потом ты увидишь, как оно радует сердце, когда горячее.
– Скажи мне точно, эфенди, это вино или лекарство?
– Лекарство, лучшее лекарство из всех, что я только знаю. Выпей и скажи мне, разве оно не согрело твою душу?
Он попробовал, потом приложился еще раз. На его лице показался отсвет просветления и удовлетворения.
– Ты сам придумал это лекарство?
– Нет, просто Аллах дает его тем, кого он больше всего любит.
– Значит, ты думаешь, он нас любит?
– Несомненно.
– Про тебя по крайней мере я знаю, что ты любимец Пророка. У тебя есть еще немного этого напитка?
– Вот здесь. Пей все!
Я снова разлил вино по стаканам. Глаза мутеселлима заискрились от удовольствия еще ярче, чем прежде.
– Эфенди, чего стоят «ладакия», «джебели» и табак из Шираза по сравнению с этим лекарством! Оно лучше даже, чем изысканнейший аромат кофе. Ты мне дашь рецепт, как его готовить?
– Напомни мне об этом до того, как я уеду из Амадии. Но вот стоит еще вино. Пейте! Мне же нужно спуститься в кухню, чтобы приготовить еще одно лекарство.
Я намеренно очень тихо спустился по лестнице и приоткрыл неслышно кухонную дверь. Так оно и есть! Мерсина стояла возле моей кастрюли и опорожняла очередную маленькую кофейную чашечку себе в рот, черпая уже довольно горячее вино. Каждый раз она от всего сердца причмокивала и снова черпала вино.
– Мерсина, не обожгись!
Она испуганно оглянулась, быстро повернулась и уронила чашку.
– О, сиди, туда забежал паук, и я просто хотела его выловить!
– И съесть?
– Нет, только немножко выпить вина, где был паук.
– Дайте мне маленький горшок вон оттуда, снизу!
– Вот, эмир!
– Наполни его этим напитком!
– Зачем?
– Это для тебя.
– Что это, эмир?
– Это лекарство, выдуманное одним персидским хакимом, чтобы старые становились снова молодыми. Кто выпьет его достаточно много, тому уготовано счастье, а кто выльет в себя остаток, ни на секунду не прерываясь, тому обеспечена вечная жизнь.