– Учти, что на эти купюры начисляют шесть процентов.
– Раньше было так, но только на часть этих денег, да и тогда падишах не платил никаких процентов.
– Ты несправедлив!
– Ну что же! Иди в свою конуру!
У макреджа выступила на лбу испарина.
– Это все равно не составляет двух тысяч.
– Сколько же?
– Одну тысячу триста шестьдесят три.
– Все равно ничего не меняется. Давай деньги!
– Господин, ты более жесток, чем тигр!
– А тебя угробит твоя скупость!
С суровым и яростным лицом макредж принялся отсчитывать деньги заново.
– Вот, бери! – наконец-то сказал он, глубоко дыша.
Мутеселлим еще раз пересчитал деньги, аккуратно сложил их и положил в карман.
– Все верно! Возблагодари Пророка, давшего тебе просветление ума, иначе я был готов просить еще больше.
– Ну, давай, отпусти меня! – потребовал макредж, снова заворачивая оставшиеся купюры в шелковый платок.
Мутеселлим смотрел на него с хорошо сыгранным удивлением.
– Отпустить? Ах да, ты же заплатил!
– Да, я заплатил.
– Верно, мне ты заплатил, а Селиму?
– Аллах-иль-Аллах! – гневно вскрикнул судья. – Ты же просил лишь пять тысяч.
– Аллах затемнил твой рассудок. Почему ты не спросил, кому эти деньги? Они предназначались для меня. Еще ага должен получить свою долю.
– Сколько же?
– Столько же, что и я.
– Господин, в тебя вселился дьявол!
– Заплати, и он исчезнет.
– Я не буду платить!
– Тогда добро пожаловать в камеру!
– О Мохаммед, о халифы, вы внимали, как он клялся. Шайтан уже в нем, и он его убьет.
– В лампе скоро закончится масло. Ты платишь или…
– Я дам ему только одну тысячу пиастров!
– Пять тысяч! Не торгуйся, иначе я еще повышу цену!
– Да нет их у меня!
– Есть, есть! Я видел и думаю, что должно хватить.
– Тогда я плачу.
– Я могу и дальше повышать цену. Начинать?
– Ты – тиран, даже сам дьявол!
– Итак, макредж, мы с вами разобрались. – Он тихо и выжидающе поднялся.
– Стой! – закричал заключенный. – Я заплачу!
Свобода все-таки прельщала макреджа больше, чем деньги. Он начал снова, слюнявя, считать деньги, комендант в это время уселся. Денег и в самом деле хватило, правда, у чиновника осталось всего несколько купюр.
– Вот деньги, и да проклянет Аллах того, кто их берет.
– Верно, верно заметил, макредж, – отвечал спокойным голосом его недавний союзник и теперешний противник.
– Этот ага арнаутов не возьмет денег.
– Почему?
– Здесь только пять тысяч! Ты забыл добавить еще две тысячи пиастров.
Макредж встал, и видно было, что его охватило неистовое желание вцепиться коменданту в горло, но он сумел обуздать свои эмоции.
– Вот все мои деньги! – Он указал на три лежащие перед ним купюры.
– Тогда я тебя снова запираю. Может, ты нам расскажешь, в каком месте ты зашил деньги. Пошли!
Лицо макреджа разом сделалось несчастным, будто он задыхался. Он снова залез в карман и вытащил мешочек, держа его так, что только он мог видеть содержимое.
– Ну, я постараюсь, может, удастся что-нибудь наскрести! Но твое сердце из камня, а душа превратилась в скалу.
– У меня только серебряная мелочь и несколько золотых монет. Ты получишь деньги, если их достаточно.
Он положил три купюры и принялся методично выкладывать золотую монету за монетой.
– Вот! Теперь я нищ, так как у меня осталось лишь сорок пиастров. Они мне необходимы. Я не собираюсь дохнуть от голода!
Должен сознаться, мне было жаль этого человека, но я уже понимал, что ему придется оставить все, вплоть до последнего геллера. Похоже, вид денег отрезвил мутеселлима. У аги тоже не наблюдалось и следов похмелья. Он уже собрался наложить руку на всю сумму, причитавшуюся ему.
– Стоп! – повелел комендант. – Пусть эти деньги хранятся тоже у меня. – Сказав это, он собрал все деньги и спрятал.
– Теперь-то я окончательно свободен! – обрадовался макредж.
Комендант с величайшим удивлением замотал головой:
– Свободен? А что, ты уже заплатил?
– Ты что, совсем ополоумел? У тебя же все мои деньги.
– Ты заплатил только лишь мне и Селиму-аге, а вот этот эмир ничего еще не получил.
– Он же вообще ничего не должен получать!
– Кто тебе это сказал? Он здесь, значит, ему причитаются деньги.
– У него нет ни малейшего права приказывать мне!
– А не он ли схватил тебя и раскрыл твою сущность? Ты, наверно, нездоров, макредж, иначе ты бы сразу понял, что ему, собственно, еще больше нашего причитается.
– Ему ничего не причитается! – крикнул в ярости бедный мучающийся заключенный. – Он ничего не получит, потому что с меня ничего нельзя взять! Даже будь у меня миллион, я сам не дал бы ему ни пиастра!
– У тебя еще есть деньги.
– Только сорок пиастров, о которых я тебе говорил!
– О макредж, ты вызываешь во мне сочувствие. Не считаешь ли ты, что я не отличу звук золота от звука серебра? В твоем кошельке еще полно золотых меджиди по пятьдесят и сто пиастров, а твое пузо так велико, что у тебя наверняка найдется и побольше денег, чтобы заплатить эмиру. Ты сейчас превосходно экипирован для поездки!
– Ты заблуждаешься!
– Тогда покажи кошелек!
– Он мой!
– Да хоть твоей бабушки! Можешь держать его у себя, дай мне только лишь деньги. Плати!
Макредж крутился и изворачивался как червь под давлением немилосердного хапуги. Эта картина была просто отвратительна, но разыгрывающаяся среди нас сцена проливала свет на истинное положение дел в среде турецкого начальства, особенно в тех провинциях, которые удалены от сферы влияния падишаха.
– Не могу, – проговорил макредж.
– Ну идем тогда в твою дыру!
– Не пойду. Я заплатил.
– Мы тебя заставим пойти.
– Тогда верни мне мои деньги!
– Они уже мои. Кстати, учти, что это я поймал тебя и просто обязан все отобрать!
– Я заплатил бы и за это, если бы у меня было столько денег!
– У тебя они есть! Ну ладно, если в кошельке на самом деле мало денег, то мне приглянулись твои хорошенькие часики. К тому же все твои пальцы в перстнях, которые дороже, чем та сумма, что ты должен заплатить.
– Нет, ничего не получится, я не могу. Пятьсот пиастров я еще готов дать этому человеку, моему злейшему врагу.
Он сверкнул глазами, и я ужаснулся ненависти, исходившей из них. Я уже не сомневался в появившейся между нами ненависти.
– Ты сказал последнее слово? – спросил комендант.
– Да.
– Тогда вперед! Иди за нами.
Мутеселлим решительно встал. Ага тоже поднялся со стула.
Я стоял у двери и отступил к сторону, чтобы пропустить коменданта. Из-за его пояса выглядывал ключ. Глаза макреджа радостно вспыхнули. Он одним прыжком преодолел пространство, разделявшее его и мутеселлима, отшвырнул его так, что оба, ага и мутеселлим, шатаясь, повалились на меня и чуть не увлекли за собой; макредж же выскочил за дверь и побежал по темному коридору. Лампа опрокинулась, и мы очутились в темноте.
– Догнать его! – крикнул комендант.
Макредж мог бы спастись, если у него достало бы присутствия духа захлопнуть за собой дверь и задвинуть засов. Времени у него вполне хватило бы, поскольку оба начальника, запутавшись в одежде, валялись на полу. Чтобы быстро выйти, мне пришлось буквально отшвырнуть их от двери.
В замке уже скрипел, поворачиваясь, ключ. Роковым обстоятельством, решившим судьбу беглеца, было то, что я заранее открыл дверь. Макредж прилагал отчаянные усилия, чтобы ключом отодвинуть засов, не пытаясь просто открыть дверь. Засов никак не поддавался, а я уже был тут как тут и схватил его. Он повернулся ко мне и поймал меня за пояс. Предчувствуя это, я хотел перехватить его руку, но ему все-таки удалось выхватить мой нож и лезвием порезать тыльную сторону ладони. Было так темно, что я не мог видеть его движений. Продолжая держать его правой рукой, я схватил левой его правое плечо, пытаясь ощупью добраться до кисти. Я едва успел: он уже поднимал руку, чтобы ударить меня ножом.