Плечо Никки касалось плеча Массимо, когда они, сидя на заднем сиденье лимузина, направлялись в ресторан.
Машина подъехала к отелю, в котором когда-то они провели единственную ночь вместе. Шофер припарковался и распахнул ее дверцу. Никки сказала Массимо:
– Я туда не пойду.
– Ошибаешься. Но пока еще ты можешь выбрать способ, которым покинешь салон автомобиля. Ты выйдешь отсюда добровольно или принудительно? Решай…
– В Мельбурне множество ресторанов… – робко попыталась переубедить противника Никки.
– А я выбираю этот, – пресек ее попытку Массимо.
– И какая же повестка дня у твоего изощренного плана мести на сегодня? – продолжая сидеть в машине, поинтересовалась Никки.
– Ужин с красивой женщиной.
– Желаешь посыпать солью рану? – с усмешкой спросила она.
– Если у кого и есть раны, то у меня, – проскрежетал Массимо, который начал терять терпение.
– Насколько я успела понять, тебе очень нравится их бередить. При таком увлечении любую маленькую царапину можно превратить в незаживающую язву и винить в этом весь мир, – развила свою мысль Никки.
– Не прикидывайся невинной, дорогая… Выходи.
Высказавшись, Никки с легкостью ступила на асфальт перед памятным отелем и, не дожидаясь Массимо, направилась к входу. Он нагнал ее и взял под локоть со словами:
– Пройдем в бар и выпьем там что-нибудь в память о былых временах.
Никки часто мысленно возвращалась к моменту их знакомства, когда Массимо заказал для нее самую дорогую бутылку шампанского. Она с удивлением обнаружила; что, оказавшись в подобной ситуации пять лет спустя, не ощущает ничего из палитры тех чувств, которые завладели ею в первый же миг их встречи. Прежних чувств не было, их место заняли другие переживания. Более неоднозначные и томительные.
– Ты чем-то расстроена? – неожиданно преобразившись, мягко поинтересовался Массимо.
Никки не позволила себе поддаться на его ласковый тон.
– Разве у меня недостаточно причин для этого? – ухмыльнулась она.
– День и впрямь выдался не простой. Я очень хорошо понимаю, что ты должна чувствовать…
– Избавь меня от своих манипуляций, Массимо! – прервала поток его сочувствия Никки. – Мне хорошо известно твое отношение. Я не обольщаюсь, что оно когда-нибудь изменится в мою пользу.
– Значит, ты сама признаешь, что твой поступок не заслуживает прощения даже много лет спустя?
– Я не помню, чтобы просила у тебя прощения, Массимо. В чем моя вина? В том, что переспала с тобой, когда ты сам этого хотел?
– Ты знаешь, что хотел я большего, чем одна ночь, – в очередной раз обнажил свою рану Массимо.
– Мы встретились в неудачное время, – пояснила Никки. – И ничьей вины в этом нет.
– Это время должно было стать неудачным только для Джозефа… У тебя была целая неделя, чтобы пересмотреть свои планы в отношении брака с ним. Но вместо этого ты отвергла меня и выбрала его. Я хочу понять, почему ты сделала это.
– Ты не способен смириться с фактом, что женщина может предпочесть тебе другого мужчину?
– Речь идет не о какой-то женщине и каком-то мужчине. Проблема во мне, тебе и Джозефе, – отчаявшись получить желаемый ответ, чистосердечно сознавался в своей боли Массимо.
– Проблемы не было, пока не появился ты…
– Ты прячешься за ничего не значащими словами. Ты можешь быть откровенна со мной? – взывал к ее искренности Массимо Андролетти.
– Откровенность не входит в список обязательных условий нашего соглашения, – хладнокровно парировала Никки. – Ты торжествуешь над покойником, и в этом я не могу тебе помешать. Но я-то пока жива. И не собираюсь снабжать тебя козырями в твоей абсурдной борьбе.
– Ты вышла за Джозефа только ради денег или были другие причины?
Никки не издала ни звука.
– Он принуждал тебя? – допытывался Массимо. Она с радостью ухватилась за высказанное им подозрение.
– Шантажировал ли он меня, как это делаешь ты? – по-своему перефразировала она услышанную мысль. – Нет. Он ни словом, ни действием не принуждал меня к этому браку.
– Ты вышла за него, потому что сама этого хотела?
– Слава Создателю! Ты, наконец, прозрел! – воскликнула она. – Да. Я вышла за Джозефа Ферлиани, потому что хотела стать его женой.
– Но ты не любила его! – возмутился Массимо.
– Нет оснований утверждать, что я не любила его. Согласна, мое чувство к Джозефу не было пылким, страстным, всепоглощающим, но от этого оно не стало менее искренним. Пусть мое чувство к мужу нельзя назвать романтической влюбленностью или неудержимым влечением. Но все годы совместной жизни наша взаимная привязанность только возрастала, мы были признательны друг другу за ту чуткость и понимание, которые неизменно проявляли…
Массимо с отвращением выслушал ее манифест и, подумав, сдерживая волнение, спросил:
– Почему, когда ты отдалась мне… Почему не посчитала нужным сказать о том, что помолвлена, что выходишь замуж за другого? Почему ты позволила мне так сильно заблуждаться, позволила думать, что собираешься дождаться моего возвращения?
– Потому что я не приняла всерьез твои слова. Видишь ли, я убедилась в невозможности безоговорочно верить людям. Потому что для этого нужно было рассказать тебе, кто такая я, – со всей серьезностью ответила на его больной вопрос Никки.
– А кто такая ты? – искренне удивился Массимо.
– Я даже теперь не готова говорить с тобой об этом, Массимо.
Пораженным ее словами, Массимо озадаченно взглянул на Никки. Явно смущенный, он произнес:
– Скажи хотя бы, кто ты – корыстный монстр или невинное дитя?
– И первое, и второе… – с тягостным вздохом проговорила Никки.
Глава шестая
– Мистер Андролетти, прошу пожаловать за ваш стол, – пригласил их метрдотель.
– Благодарю, – сдержанно отозвался Массимо, поднимаясь с высокого стульчика у стойки бара и протягивая руку своей спутнице.
Никки оперлась на его кисть, и волна приятного тепла разлилась по телу мужчины. Он посмотрел на спутницу. Она отвела глаза, не выдержав этой огненной боли. Массимо сжал ее руку и не отпускал, пока не подвел к сервированному для двоих столу.
Перед тем как позволить даме сесть, он заглянул в ее прищуренные глаза и шепотом спросил:
– Никки… Ты была с ним счастлива?
У нее не было желания скрывать правду. Но она опешила от прямоты этого вопроса. Никки с равным основанием могла сказать и «да», и «нет», не покривив при этом душой. Но и тот, и другой ответ был бы одинаково невозможен из-за своей категоричности.
– Как во всяком браке, у нас были и хорошие, и плохие времена. Однозначного ответа тут быть не может.
Массимо болезненно поморщился от ее очередной ничего не значащей сентенции.
– Он хорошо с тобой обращался?
– Да… Джозеф был интеллигентным человеком, – немного подумав, ответила Никки.
Но Массимо поймал легкую дрожь ее ресниц. Продолжая держать ее руку в своей руке, он испугался того чувства, которое внезапно овладело им. Это чувство было ему неведомо. Люди называют его сомнением.
Массимо впервые усомнился в своем праве взыскивать с других людей моральные долги.
Ее ресницы дрогнули, но она осталась верна своим словам. Никки не кляла усопшего, она с добротой вспоминала их общее прошлое, наконец она не позволяла Массимо чернить память своего покойного супруга. Но теперь он знал, что для этой женщины все было не столь просто и безоблачно. Чувство сострадания на короткий миг озарило душу Массимо.
– Ты украла мое сердце, Никки. После нашей разлуки я не способен любить, – признался он.
– Я никогда не сожалела о нашей встрече, Массимо, – ответила она на его признание. – Но я часто сожалела о том, что произошло в последнюю ночь…