— Сегодня, брат, служба велит делать то, что я тебе приказываю. Ответ на мне.
Бойченко ударил с досадой носком сапога по сену, проверил прикрепленные позади тормозной площадки сигналы и угрюмо буркнул:
— Ладно. Пойду.
Сорвав с крюка тулуп, он, хмурясь и ворча, направился к середине состава.
Выждав, когда Бойченко отойдет от хвоста состава подальше, Зубрилин помчался в депо. Там уже поджидали его старые друзья — начальник тяги Красовский и его заместитель Шуров.
Братко предупредил их и распорядился подготовить все к приходу Зубрилина.
— Паровоз готов, — сказал Красовский, увидев раскрасневшегося от быстрой ходьбы Ивана Ивановича. — Хоть сейчас в путь.
И, как бы в подтверждение его слов, к воротам депо подошел, пыхтя и фыркая, паровоз с молочно-белыми буквами «ОВ» сбоку.
Иван Иванович поднялся в будку машиниста. Следом за ним туда вошли Красовский и Шуров. Паровоз покатил за ворота депо и возле здания вокзала остановился. Дежурный по станции подал сигнал, и «овечка» двинулась к выходным стрелкам на Бологое.
— План такой, — говорил, волнуясь, Зубрилин, — догоним вертушку и врежемся в хвост. Разобьем два-три вагона, загородим путь. Не то что государь-император, сам сатана со всем адом кромешным не пройдет ни в Дно, ни в Псков. Жди, пока разберут обломки. А то и паровоз сойдет с рельсов. Это дня на два работы, не меньше. Царь не прорвется к Пскову, не доедет до Северного фронта. Только самим спрыгнуть вовремя…
— По моей команде. Я — последний! — сказал машинист.
Пока Зубрилин подготавливал к отправке балластную вертушку, пока договаривался с Красовским, военный комендант тоже не дремал. Волнение начальника станции показалось ему подозрительным. Комендант чуял: за его спиной что-то готовится. Но что?..
Проходившие со стороны Петрограда поезда были забиты солдатами. Их отправляли на фронт. По крайней мере, так им говорили, когда вывозили из столицы. У многих на шинелях висели большие красные банты. Солдаты разносили весть о восстании в Питере. Это еще больше тревожило коменданта.
«Надо глядеть в оба, — думал он. — Верить никому нельзя!»
Жандармы принесли коменданту отобранный у зазевавшегося солдата лист плотной бумаги с напечатанными жирной краской словами:
МАНИФЕСТ
РОССИЙСКОЙ СОЦИАЛ-ДЕМОКРАТИЧЕСКОЙ ПАРТИИ
КО ВСЕМ ГРАЖДАНАМ РОССИИ
ПРОЛЕТАРИИ ВСЕХ СТРАН, СОЕДИНЯЙТЕСЬ!
Полковник Фрейман читал: «Граждане, солдаты, жены и матери! Все на борьбу! На открытую борьбу с царской властью и ее приспешниками!
По всей России поднимается красное знамя восстания! По всей России берите в свои руки дело свободы, свергайте царских холопов…»
Комендант передернул плечами; по спине между лопатками пробежал холодок. Он скомкал манифест и, заскрипев от злости зубами, распорядился вызвать к себе жандармского ротмистра.
Вскоре вместе с ротмистром Фрейман вошел в аппаратную и потребовал круг с телеграфной лентой.
Кочеткова растерялась: развернутая лента еще лежала у аппарата.
Комендант пробежал ее глазами, отшвырнул и погрозил неведомо кому кулаком. Ротмистру он приказал:
— Задержать! Немедленно!
При слове «задержать» безучастный до того жандарм оживился. Надо было схватить кого-то. Это он понимал. Остальное его не касалось.
— К стрелкам на Бологое! Задержать паровоз! — хрипел полковник. — Там государственные преступники! Покушение на государя-императора!
Ротмистр крикнул шедшим навстречу охранникам:
— За мной! — и побежал к выходным стрелкам, куда указывал Фрейман.
Стрелочнику приказали закрыть выход на Бологое.
Подошел паровоз.
Жандармы с оружием в руках приблизились. Ротмистр предложил всем сойти вниз.
— На снежок! — сказал он нарочито приветливым тоном, плотоядно облизывая губы.
Ни ротмистр, ни жандармы и охранники в сумятице не заметили, как один человек, еще до подхода паровоза к выходной стрелке, перемахнул через тендер на другую сторону, спрыгнул и скрылся за пристанционными постройками.
Это был Зубрилин.
Красовскому и Шурову не трудно было доказать, что они, в ожидании царских поездов, хотели проверить, все ли в порядке на пути. Зубрилину же лучше всего было не попадаться на глаза жандармам.
На исходе дня к станции подошел сначала контрольный паровоз, а затем один за другим литерные поезда — царский и свитский.
Спереди и сзади каждого поезда из шести-семи вагонов находилось по паровозу.
Жандармы с охранниками и конвоем образовали у царского поезда цепь. Перрон и здание вокзала были освобождены от пассажиров, движение приостановлено.