Ежедневно штаб корпуса принимал шифрованные и обычные радиограммы из ставки верховного главнокомандующего из Могилева.
Ежедневно немецкое командование передавало открытые сводки для русских, на русском языке. В них излагались успехи немецкого оружия на Восточном и Западном фронтах и события в далеком тылу, в России. Сведения преподносились в угодном германскому командованию духе.
Ежедневно радисты посылали немцам и австрийцам составленные штабными офицерами русского корпуса такие же хвастливые сводки об успехах союзных: русских, французских и английских войск и о скором крахе австрийской и германской империй.
На языке солдат-радистов это называлось обменом любезностями.
Жизнь на корпусной радиостанции текла размеренно, без особых потрясений. Но однажды ночью в конце февраля немцы сообщили в очередной радиосводке, что в Петрограде беспорядки, рабочие заводов бастуют…
На другой день поздно вечером немцы заговорили снова. Они передали длиннющую сводку о перестрелках на улицах Петрограда, о боях рабочих с полицией и жандармами.
На приеме сидел Ищенко.
— Вот брешут так брешут, тьфу! — не выдержал он, записывая полученные по эфиру знаки: точки и тире, такие же, как и на обычном телеграфе.
Прошел еще день.
У аппарата дежурил Попов. Подошло время принимать радиограмму из ставки верховного. Сколько Василий ни старался, никак не мог уловить позывных Могилева.
Капитан, начальник радиостанции, торопил:
— Принимай живее, корпусной ждет!
Ставка молчала.
Капитан рвал и метал, требовал проверить радиоаппаратуру. Но сколько ни бились радисты, сколько ни волновался заменивший их у аппарата капитан, связь со ставкой верховного не налаживалась.
— Аппарат в полной исправности, готов к приему и передаче! — рапортовал капитан возмущавшемуся полковнику, помощнику начальника штаба корпуса. — У нас все в порядке, Василий Николаич! — сбивался он с официального тона. — Ставка не отвечает…
Ставка молчала. Но не молчало командование германской армии. Оно сообщало последние новости из России: в Петрограде бунт.
А еще через день немцы сообщили: в Петрограде переворот.
Что за переворот, какой переворот — никто ничего не мог понять. Офицеры собрали солдат по взводам и объяснили: враг пытается разложить русских солдат, распускает вздорные, ложные слухи о беспорядках в столице, о забастовках, о каком-то перевороте. Русский солдат стоял за веру, царя и отечество и будет стоять. Не верьте вымыслам врага.
Прием немецких сводок поручили офицерам.
Солдаты замечали какую-то необычную суетливость офицеров, растерянность.
— Что-то знают, черти! — говорил Попов. — Ишь как забегали!
Но все шло по заведенному порядку: солдат собирали на утреннюю и вечернюю молитву. На поверках пели «Боже, царя храни».
В первых числах марта в штаб корпуса привезли на грузовичке двух разведчиков: русского и немецкого. Русский унтер-офицер захватил в плен немецкого унтер-офицера. В штабе дивизии немец дал очень важные сведения, настолько важные, что командир дивизии спешно отправил его в штаб корпуса. И не одного, а вместе с тем, кто приволок его на собственной спине в окопы.
Скоро русский унтер-офицер освободился. Его оставили на сутки при штабе корпуса отдохнуть. Начальник штаба обещал награду — Георгиевский крест.
Вечером, сидя на лавке возле домика радистов, унтер-офицер рассказал солдатам такое, что те обомлели:
— На передовых немцы кричат русским: «Чего сидите в окопах? Вашего царя в Петербурге сняли!»
— Как это сняли? — не понимал Василий Попов.
— Сняли! — кричат. — Кончать войну надо! Пора по домам! Намучились!
— Ты что, очумел? За такие слова знаешь куда загонят? — окрысился фельдфебель, исправный служака из хуторян, с красным, словно помидор, лицом.
— Пошел ты вместе с царем к своей бабушке! — возмутился унтер-офицер и, махнув рукой, отошел от радистов, с которыми калякал об окопных новостях.
— Так! — сдерживая злость, произнес Калнин. — Царя сняли, а мы молимся за его здравие…
Вечером, после команды «На молитву!» латыш заявил:
— Молиться не будем!
— Что ты сказал, шкура? — подошел к Калнину фельдфебель.
— Сказал: молиться не будем! И петь «Боже, царя» не будем.
— Отмолились! — стал рядом с ним Василий Попов.
— И мы не будем! — присоединились остальные.
С того дня ни молитв, ни «Боже, царя храни» у радистов. Все отменили.
Солдаты ждали: офицеры объяснят, что происходит, но те молчали.
Дня через три в штаб корпуса пришло пополнение.