— Change! Money!18
Пришлось объяснить: это терминал для оплаты парковки. Услышав знакомое «car», он отдернул руку с пачкой денег от автомата, где в приемнике купюр уже загорелся жадный зелёный свет.
— Гаджен-дра. Я только встречу его, и всё, — объяснила я редактору новостей, отпрашиваясь с работы на двадцать пять минут раньше. Только встречу. И всё. Никто не предполагал, во что это выльется.
— Иностранец из университета? — редактор вскинула голову.
— Да, вот пока можно, волонтерствую, помогаю то есть. Хочу встретить студента в аэропорту. Потом — всё.
— На сегодняшний день вы всё сделали, так что идите, — не без тени недовольства проговорила редактор. Тень недовольства. Может, её и не было? Нет, была. Сегодня утром редактор как бы невзначай бросила:
— И зачем люди в магистратуру идут?
Это ни к чему не относится. Хотя… не сегодня, завтра меня могут вот так запросто поставить перед выбором: или магистратура или заработок.
Я помчалась на автобусную остановку. Через минуту — сосны в снегу, как на открытке: автобус выехал за город. Ещё час так ехать. Гаджендра — так зовут того студента, которого я еду встречать.
— What does your name means?19
Он смотрит мой вопрос в переводчике: не знает английский. И хинди тоже. Только телугу. Телугу знает один человек в нашем университете: Кумар.
«Гаджендра» значит слон.
Зимой 1941 года в наш город привезли слона: подарок Сталину от одного африканского короля. Но в ходе транспортировки что-то перепутали: вместо Тбилиси южного гостя привезли к нам; переспросить, перепроверить тогда боялись — такое время.
Зима. Слон идёт пешком, потому что его не на чем везти. Доходит до зоопарка — места нет. Но в двух шагах — старинное здание храма с каменными стенами. Это бывший монастырь — кажется, подходит для таких размеров. Слона согревал сторож. Одеялами. Но человеческая доброта не всесильна: южный гость не пережил холода.
— When college?20 — Гаджендра убрал волосы со лба. Визовый центр и центр адаптации иностранных обучающихся откроются через три дня. За эти три дня, включая сегодняшний, нужно: чтобы наш иностранец поменял рупии на рубли, купил себе зимнюю одежду и пробыл в хостеле.
Студенты остаются в хостеле перед тем, как их поселят в общежитие университета. Потом ставят прививки, а после стоят в километровой очереди на поселение. Получив желанный талон, они ждут дня два, реже — три, когда рыжеволосый великан, пробегающий по коридору на третьем этаже, поставит печать на какой-то бумаге. И вот тогда можно брать чемоданы, не забыв угостить волонтера чашечкой кофе с апельсиновым сиропом. И ты полноправный гражданин вечно юной страны — страны студентов.
— Money21, — Гаджендра бросил беспокойный взгляд на свой чемодан.
***
Стук клавиатуры приостановился: девушки, сидевшие за столами друг напротив друга, прыснули со смеху:
— Ей почти 50 лет, а она приехала учиться. Да еще в аспирантуру, — не могла удержаться от смеха девушка, напоминавшая крысу.
— Бабушка! Так и будем ее называть, — поддакнула обладательница конского хвоста, добавив: — какое у нас общежитие похуже: 15–е или 14–е, чтобы поселить её, так, чтобы… мало не показалось? — и девушки пустились наперебой обсуждать запахи, трещины в штукатурке и количество тараканов в этих двух общежитиях.
В центре кабинета — черное кресло. Одного взгляда достаточно, чтобы понять, насколько оно мягкое и как бы сказал человек, продававший его, «эргономичное». Пыльный компьютер соседствует с металлической термокружкой и черной ручкой, одним своим видом говорящей о солидности её владельца.
За столом пил что-то из своей кружки молодой, но лысый мужчина в ярко-синем костюме. Собственно, сидел он редко: однажды к нему на работу пришел его пятилетний сын, Дима. Пробыв в кабинете четыре часа, поиграв в самолетик, пробежав три раза вокруг стола, построив какие-то кубики в своем планшете, мальчик вдруг выдал:
— Папа приходит, говорит тётям, что делать. Потом пьёт чай. Потом гладит ручку на столе — не пишет ей, только гладит, она слишком дорогая, чтобы ей писать. Мне эту ручку брать тоже нельзя. Потом папа ещё куда-то ходит. В компьютер папа не играет, а тёти все время играют, ещё после работы, когда стемнеет, сидят и за компьютерами играют, а папа смотрит, чтобы тёти никуда не ушли, пока он их не отпустит. Если он уйдёт, они сразу уйдут.
— Ждёте, когда хан уедет? — бросила из-за приоткрытой двери дама, державшая пачку паспортов и что-то говорившая в коридоре про визы для студентов.