Дни проходили своим чередом, их одноликость для Людки скрашивали разве что редкие общественные торжества. Горизонты ее чрезвычайно скромной жизни раздвигали и фильмы в «Геологе», и новые шлягеры, и книги. Насмотревшись, начитавшись, наслушавшись чьих-то, рожденных воображением творческих излияний, на крыльях фантазии и девушка уносилась в свою страну прочувствованного и придуманного, неслась от предсказуемой обыденности, семейных ссор, неоправдавшихся надежд и желаний.
И вдруг ей захотелось, чтобы о ее стихах узнали другие люди, те, кому было бы интересно услышать о ней самой, и те, кому оказалась бы понятной и близкой природа ее души. Стыдясь, смущаясь, дрожа от страха быть непонятой и отвергнутой в очередной раз, Людка понесла свои творения в редакцию районной газеты.
— Людка, ты знаешь, в газете «За коммунистический труд» напечатано твое стихотворение? — трясла перед ее носом скромным изданием Лариска. — Ты что, пишешь стихи? Ты же мне никогда об этом не говорила. А еще подругой называешься! — наконец обиделась она.
— Да я так, — оправдывалась «поэтесса». — Понемногу! Куда мне до Острового, Вознесенского, Евтушенко.
Ясные летние деньки следовали один за другим. Вот только на любовном горизонте было пасмурно. Каждый раз, стоя перед зеркалом, Людка находила в своей внешности изъяны, которые портили ей настроение, и продолжала считать, что никто ее не полюбит искренне, преданно и безраздельно, потому что она глупая и несимпатичная.
В это время произошел чрезвычайный случай, вселивший в ум и сердце Людки еще незнакомые ей чувственные и мыслительные выводы.
На Троицу родители пригласили к себе в гости Прониных — разрыв дружбы между девушками не повлиял на приятельские отношения взрослых. Старшая дочь Никитиных о приглашении не знала, да и за обилием своих молодых интересов в дела отца и матери не вникала. По хозяйственной необходимости вышла она вечером в коридор и тут обнаружила, что по лестнице поднимаются тетя Даша и дядя Митя. «Мама, к вам гости!» — крикнула она.
Поприветствовав неожиданных посетителей, хотела вернуться следом за ними в квартиру, но тут обнаружила, что за четой Прониных на второй этаж медленно восходит Валька, а за ее спиной маячит фигура Виктора — и обомлела. «Что это значит? Зачем здесь Водопьянов с Прониной?» — пронеслось у нее в мозгу. Валька шла медленно и тяжело, будто ползла, неся под широким балахоном огромный живот. Она вперевалку вошла в коридор. Следом перешагнул порог помещения ее муж. Молодые общо поздоровались с Людкой и прошли следом за родителями в кухню. Раздались звуки радостного приветствия. Людка, пройдя за спинами гостей, скрылась в глубине квартиры.
Что побудило приятелей отца и матери прийти в дом Никитиных, можно было объяснить — Троица. Пригласив гостей, мать с утра, отправив детвору во двор, хлопотала у плиты. А вот что привело к ним молодых, совершенно ни в какие ворота не лезло. Людка давно не видела Вальку и Виктора, совершенно о них не думала, хотя знала, что они сыграли свадьбу и жили от родителей отдельно. И тут они явились, нежданно-негаданно, как снег на голову!
Девушка, потрясенная, стояла у зеркала, готовясь сбежать от разноголосой компании, засевшей на кухне, в умиротворенность вечера, как в комнату вошла мать. Екатерина увидела, что принаряженная дочь приготовилась к выходу.
— Людка, ты бы посидела с нами, как-то неудобно будет, если ты сразу уйдешь.
— Мама, как ты себе это представляешь? Ты же знаешь, почему мы с Валькой раздружились? — возмутилась та.
— Знаю, — сочувствующе вздохнула Екатерина. — Но это было давно. Посиди, я тебя прошу.
— Хорошо, — согласилась девушка, — но только недолго. − И обе вышли к празднично накрытому столу.
Несмотря на настежь открытое окно, в кухне было душно. Людка присела на стул, втиснувшись между матерью и Валькой. Родители и старшие гости поднимали стопки одну за другой, Валька только ела, Виктор, пригубив рюмку водки, ковырял вилкой в тарелке, Людка изучала в своей посудине салат и не поднимала от него глаз.
Сначала за столом, как это часто бывает в компании, чувствовалась некая напряженность, но вскоре спиртное развязало языки, и натянутость в общении исчезла так же незаметно, как жидкость в бутылке с надписью: «Столичная». Отец взял гармонь, и одна за другой полились песни. Голосисто, почти с надрывом, выводили слова мать и тетя Даша, с перерывом, из-за незнания слов, басовито подпевал им дядя Митя. Валька что-то зашептала Витьке на ухо, они поднялись из-за стола и вышли из квартиры. Казалось, до Людки никому нет дела.