Выбрать главу

Но у Ноября не получилось. И так жалко стало его, когда поведал об этом!

— Зря я Декабрю это всё рассказал, он тоже человеческую жизнь вернуть захотел, но больше — мою вину перед этим неродившимся мальчиком загладить… А мальчик рассердился на весь свет и этим нас всех погубил! И зиму тоже, ведь не могут два месяца без первого править, никак нельзя…

Солнечные ёжики советовали, чтобы я своё осуждение месяцу не показывала.

— Не погубил, Ноябрь! — сказала я ему и улыбнулась тихонько, прикоснувшись к дрожащему плечу. Почувствовала, как свет мой внутренний в него вливается, и успокоилась: — Ступай в далёкие края осень нести, за меня не беспокойся… Покинуть бы тебе это место, как тебя прошлое изводит!

Ноябрь, конечно, не послушался, но после слов моих, сажи грусти в нём как и не бывало   вновь похорошел. Я попросила его подождать меня  подальше от глаз брата, и к нему, к врагу горькому, направилась следом.

Брат весь ледяной коркой покрылся, некрасивой, неумелой, без узоров — сразу видно, что не зимний месяц творил. Я прикоснулась к тому месту, где у обоих из нас должно было биться сердце, закрыла глаза и представила, как солнечные ёжики хороводом пустоту братнину заполняют, тьму вытесняют… Открыв глаза, увидела, что места лишь для одного пока хватило — и с тьмой отчаянно сражался, храбро, побороть был даже в силах. Времени бы!

И вот лёд растаял от моего душевного тепла. Брат очнулся, ещё не успев от зла избавиться.

— Ты же вроде как узнать хотела, что я задумал и отчего с тобой недобр? Идём же в дом, к нашим родителям… сестричка, — усмехнулся он опасно. Я на солнечного ёжика в его душе понадеялась и послушалась.

— Вот идём, ненаглядная, — приговаривал брат, ступая по шелесту листьев босой, как и я. Вот только его ступни испещрили занозы — мои же всегда оберегала оплетающая кожу трава, чему, видно, он позавидовал: — Ты нежная такая, от пустячной боли морщишься, наверное.

— Зачем нам к маме с папой? — забеспокоилась я, когда подошли к дверям нашего — но не его! — дома.

— Дело, — улыбнулся брат, и у меня внутри всё оборвалось — наконец поняла, зачем он явился. — И ради тебя — вот такой, нерождённой — я однажды постарался на славу.

Мы сквозняком, наперегонки, ворвались в дом, вдруг замерев от счастливого плеска, летящего брызгами из комнаты…

Поздняя осень кружилась из уголка в уголок нашего с тобой дома. Днём красила солнца лучами всё, что ночью накрывала одеялом тьмы. Проведя среди стен, заботливо охраняемых земными силами, всё свое существование, я стала от них неотделима. Они повидали мамины-папины улыбки и слёзы, мою радость и мою печаль за них. Слышали, как нашёптывала я им в тёмные времена мысли о светлом, а когда наступала пора безмятежности — подзадоривала.

Стены и сейчас нас слышат, сестрёнка. И замершие на ходу секунды тоже внимательно слушают. Так слушай и ты, милая, ведь миг, отведенный нам на двоих, краток. Совсем заканчивается. Прошу, не покидай объятья сна — иначе опять не смогу ничегошеньки тебе сказать… Нет же! Глазки открываются, ротик кряхтит! Что же делать? Как же быть?!

Декабрь, чего же ты встревожился, я бы всё уладила… Стой, не подходи так близко, заледенеет маленькое сердечко…

Это просто чудеса — засыпает!.. До чего красивую колыбельную ты ей поёшь, позволь и мне: 

Шаль дорожной пыли

Превратилась в льдину.

Простыня земная —

Шёлком расписная

Бусами увешана,

Лаской занавешена

Снежной…

 

Спасибо, теперь я могу продолжить свой рассказ. Поторопиться бы, секунды ждать устали, злятся, ругаются.

Явившись в комнату, я — удивлённо, и брат — равнодушно, увидели, как радостны мама и папа.

— Даже не верится! После стольких лет! — почти кричал папа, прислоняясь к маминому животу. — Не бойся, малыш, на этот раз твои родители сделают всё, чтобы ты появился на свет!..

Вот и ты возникла в истории, сестричка. Знаешь, я очень удивилась, узнав о твоём скором появлении, и, чего таить — что-то, что называют завистью, неприятно кольнуло меня в ту секунду. Но потом, увидев, как лучезарны улыбки родителей, как закружил вокруг них солнечными ёжиками восторг, я порадовалась такому чуду. И полюбила тебя всей душой. И тем горче и тревожней стало за тебя: брат возненавидел мою хорошую сестрёнку, как и меня саму.