Как какая комиссия из РОНО приедет на открытый урок, так меня – к доске. Вот, мол, каких вундеркиндов воспитываем.
Ну а уж если утренник какой-то грядет – вся надежда на меня – звезду художественной самодеятельности 3 А.
И вот в самый разгар моих стремительных успехов врывается какая-то Митрофанова Татьяна – явилась незадолго до новогоднего утренника. Видите ли – новенькая, из Сызрани в Москву переехала. И это свое название ехидное – Сызрань – так произносила, что все наши девчонки от зависти загнулись – тоже захотели из Сызрани этой быть. А сама-то эта Митрофанова – подумаешь, косички никакими кудряшками не заканчиваются, а, наоборот, до конца заплетены и барашками к ушам подвязаны. Уселась на первой парте, губами шевелит, за учительницей слово в слово все повторяет.
А эта предательница-учительница взяла, да и полюбила Митрофанову Татьяну и забыла про меня.
На репетиции новогоднего утренника мы решили сыграть сценку, в которой кучер, напевая песенку, запрягает тройку борзых быстроногих лошадей и едет к любушке своей.
Мы как раз последний год без мальчишек учились, и поэтому роли распределили между девочками.
И борзые – самые примерные отличницы наши – Галя, Катя, Лида. Кучер – Ритка. Она длинная была дылда, поэтому роль эта досталась ей. Ну а уж любушка – понятно кто, я, конечно. Дыроколом из белой бумаги кружочков настригли, кто в сценке не занят, будут потом на них на утреннике дуть, и полетит легкий снежок, и грянет песня залихвастская, и поскачет Ритка-кучер ко мне. А уж я – краса-девица, расцвету у всех на глазах и умчат меня борзые по серебряному снегу вдаль, под звон бубенцов, который обеспечит сама учительница ложкой о стакан.
Дома мы с бабушкой роль мою главную репетировали. Бабушка пела, бубенцы изображала и скакала и за борзых, и за кучера.
А мое дело было – плавно расцветать, пританцовывая и кружась в сторону кучера.
Когда бабушка убедилась, что с ролью я справляюсь, стали мы корону мне мастерить. В отрывном календаре бабуля нашла страничку, как в домашних условиях изготовить папье-маше, и работа закипела. Старые газеты мочим, крахмалом мажем, сушим, клеим, корону вырезаем, белой бумажкой сверху, потом ромбики из «золотца» от шоколадки, ватные шарики на ниточках – вокруг лба. И потом самое главное – елочную игрушку – зеленую с красным птичку – молотком – бац, и в мелкие осколки. Потом по ним покатали скалкой для теста, чтоб они совсем мелкими стали. Корону клеем намазали и посыпали этой сверкающей красотой. Никогда еще у меня не было вещи прекрасней, чем эта переливающаяся корона.
А платье решили надеть голубое, в горошек, как снежинки из дырокола. Оно из маминого бывшего перешито было и очень мне шло. Ну а валеночки белые, которые обычно с галошами надевались, для сцены, конечно, без галош. И будет очень нарядно и красиво. И даже ради утренника можно будет все мои кудряшки в косички не заплетать – как-никак любушка. Принцесса-краса.
И вот, на последнюю репетицию я во всей этой красоте пришла. Ритка-кучер тоже здорово оделась – отцовы штаны в валенки засунула, красным кушаком подпоясалась. А на голову напялила кепку чью-то, и на девчонку-то перестала быть похожа.
Лошадки Галя, Катя и Лида все пришли в марлевых платьях. Они ходили до школы в один детский сад и там снежинками наряжались. И вот как раз платьица снежинок пригодились – белые получились лошадки. А на ногах – белые носочки поверх школьных ботинок. Одним словом, все в тон.
Переплели они руки, как будто не лошадок изображают, а танец маленьких лебедей. Ритка на них нитку накинула, а я уже приготовилась расцветать. И тут открылась дверь и заявилась на репетицию Митрофанова Татьяна, и замерли мы все, а особенно замерла учительница. Митрофанова Татьяна была одета в настоящую балетную пачку. На ногах – настоящие пуанты с пробковым носком. А на голове у нее горел-переливался кокошник, настоящий царский кокошник, откуда она его только взяла в своей Сызрани ехидной.
И затанцевала она на пробковых пальчиках в мою сторону, чтоб меня с трона моего скинуть, затмить своей красотой. И у нее все получилось. Расцветала она плавно, пальчиком на руке щеку подпирая, и было даже страшновато, что сейчас эта лебедушка оторвется от пола на своих пуантах и улетит в небо вместе с настоящим кокошником.
Учительница заволновалась, сразу ее любушкой назначила. А мне велела лучше новое стихотворение выучить и в своем платье гороховом его весело всем прочитать.