— Ты читай, читай дальше! — настаивала Женька.
Из уважения к подруге я просмотрела рекламный текст, хоть в этом не было необходимости. Красноречивые молодые люди в опрятной одежде постоянно околачивались около поликлиники с пачками подобной наживки в руках. Разные по форме и размеру проспекты всегда несли один и тот же посыл, выраженный словами, наподобие «достижение», «освобождение», «совершенствование», «раскрытие» и прочие «-ие». Все эти существительные магически действовали на ослабленные гриппом организмы, которые с трудом несли себя в поликлинику, чтобы закрыть больничный и вернуться на опостылевшую работу, где их ожидала сплошная «-ость», как то: «усталость», «неудовлетворенность», «бесперспективность», «нервозность» и прочая гадость.
— Ну, прочитала, и что?
— А то, что я была на первом тренинге! — гордо сообщила Женька.
Возглас негодования поднялся из моей груди, но по пути благоразумно зацепился за кадык и не выскочил наружу.
— И как все прошло?
— Невероятно!
От возбуждения Женька подпрыгнула на месте:
— У нас была беседа о том, что каждому человеку в жизни нужна четко определенная цель.
— Неужели? И как же они до этого додумались? — не удержалась я, но Женька не заметила сарказма и продолжала:
— Так вот, сперва нужно обязательно понять, чего ты хочешь больше всего.
— И ты поняла?
— Да! Я хочу, — она всплеснула руками, будто была волшебницей, и то, что она желала, должно было вот-вот появиться перед нами в комнате, — я хочу стать первоклассным портретистом, жить в маленьком загородном доме с мансардой, в которой я устрою мастерскую.
Сказав это, она заулыбалась, словно невеста, ожидающая своей очереди перед ЗАГСом в толпе гостей. От ее радости у меня вдруг потеплело на душе.
— Это чудесная мечта, Женечка. Чур, первый портрет из мансарды — мой.
— Однозначно. Но ты не совсем верно поняла: это вовсе не мечта. Мечтать нельзя, нужно ставить цель и действовать.
В ее голосе зазвучали нотки коучера, который, судя по Женькиному воодушевлению, очень талантливо интерпретировал русскую народную сказку о мужике, который мечтал под кустом, как поймает зайца, обменяет его на свинью, желательно, беременную. Потом продаст поросят, купит дом, возьмет жену, желательно, беременную, и будет ему счастье. А заяц, тем временем, и был таков.
Вдруг в мою голову пришла пугающая мысль: неужто Женька надумала продать свою однокомнатку в центре города и купить развалюху где-нибудь в глухом селе?
— Так вот, — беззаботно продолжала она, не замечая мой обеспокоенный взгляд. — На первом тренинге нам дали задание купить несколько вещей, связанных с поставленной целью. Если брать мой случай, например, это могут быть предметы, которые я размещу в своей будущей студии, понимаешь?
Я кивнула и вздохнула с облегчением: квартира пока уцелела. Женька же вспорхнула с дивана и парила над коробками.
— Ты знаешь, мне очень повезло. Умер один местный художник… В смысле, художника жалко, конечно, но его имущество родственники стали распродавать за копейки.
Женя открыла одну из коробок и бережно вынула потертый деревянный подрамник.
— Все очень ветхое, но о новом пока и мечтать не приходится.
— А по-моему, так даже лучше, — подбодрила я. — Мало того, что ты сделала первый шаг к цели, еще и дала новую жизнь вещам, которые, скорее всего, отправились бы на свалку.
— А ведь правда! — обрадовалась Женька. — Знаешь, художник этот был очень талантливый. Картины они тоже продают, но для меня слишком дорого. Зато я взяла еще мольберт в отличном состоянии и экорше.
Она придвинула к себе одну из коробок и вынула гипсовую голову с изуродованным лицом.
— Мамочки мои, что за жертва Ацтеков?
— Да нет же. Это и есть экорше. Учебное пособие для художников. Части тела без кожи.
— Все?
— Что «все»?
— Все части, что ли? — испугалась я.
Женька хихикнула.
— Ну, у меня только голова пока.
— Слава Богу!
— На самом деле, все это — очень нужные вещи. Кстати, не все мои покупки такие старенькие и страшненькие. Вот, погляди.
Из тряпичной Женькиной сумки появился длинный сверток.
— Это репродукции моего любимого художника. Его зовут Афремов.
Изображения, и в самом деле, были необыкновенные. Сочные, красочные, будто разноцветная карамель. Сразу становилось ясно, почему они полюбились Женьке: в них была радость и полнота жизни, которой так ей не хватало.
— Повешу их в студии, — сказала она и снова свернула фотографии.
— А отчего не снять ковер и не повесить их прямо сейчас?