«Ну вот, а мог бы потратить эти деньги с пользой», — злорадно подумала она и закурила.
Двое гопников продолжали пинать иностранца, а третий натужно пытался вырвать из его рук барсетку, в которую хозяин вцепился мертвой хваткой. Время от времени он издавал сиплое “Help!”, но в этот час вряд ли кто-то пришел бы ему на помощь.
Когда джентльмены пустили в ход дубинку, Катя затушила сигарету. Она, конечно, не была против того, чтобы «обстоятельства в спортивных костюмах» немного наказали обидчика, но смотреть, как ломают кости за то, что клиент не умел обходиться с дамами, было уж слишком
— А ну стоять! Убью! — заревела она, направляя травматический пистолет по очереди на каждого из нападавших и приближаясь к ним быстрыми решительными шагами.
— Да ты че, шалава? Смерти своей хочешь? — неуверенно пригрозил один из гопников.
— Брось барсетку, гнида, — прошипела Трошина и взвела курок.
Звук подействовал на парней волшебным образом. Тот, что к этому моменту уже отобрал у иностранца сумочку, положил добычу на тротуар и начал отступать. Друзья последовали его примеру.
— Ну, ты нам попадешься, шалава!
— Давай-давай отсюда, урод! — скомандовала Катя.
Иностранец продолжал лежать на асфальте, испуганно озираясь по сторонам.
— Чего разлегся? — Катя спрятала пистолет в карман и ткнула жертву в бок носком сапога. — Вставай, Бэтмен!
Мужчина сел и отер мокрый лоб рукавом куртки.
— Спа… спасибо, — промямлил он, пытаясь унять дрожь.
— «Спа… спа…», — перекривила его Трошина. — Как раз денег на спа ты меня сегодня лишил. Ну-да, Бог с тобой! Вставай, провожу до входа.
Через минуту все еще дрожащий чужеземец был передан в руки услужливого швейцара, а Трошина поймала такси.
Удобно устроившись на заднем сидении, она с удовольствием рассматривала пролетающие мимо спящие окна и в который раз думала о своей заветной мечте — колбасном магазине, на который уже два года копила деньги. Когда тетя Валя как-то раз услышала об этом необычном желании Трошиной, расхохоталась:
— Так в чем же разница? Опять сардельки и сосиски. Тебе их на этой работе мало, что ли? Открой лучше магазин нижнего белья. Ты в нем знаешь толк. Или цветочный.
— Ох, теть Валь, букетов нам уж точно не надо, — не осталась в долгу Катя.
Стать хозяйкой колбасного магазина она мечтала еще в детстве. Напротив дома, в котором маленькая Катя жила со своей мамой, некоторое время существовала мясная лавка. Каждую субботу мама брала часть денег, заработанных репетиторством, и они вместе шли в магазин. Красивая продавщица в салатовом фартуке и шапочке взвешивала триста грамм «докторской» или «молочной» и двести грамм дорогого сыра с большими дырками. А вечером обе Трошины ели всю эту вкуснотищу перед телевизором. Уже тогда, в отличие от своих сверстниц, Катя догадывалась, что девочка из «хрущевки» вряд ли может стать знаменитой певицей или балериной, а вот хозяйкой колбасного магазина — вполне. Престижное и приятное занятие. В конце концов, что приносит человеку большую радость: незатейливая песенка, которая многим не придется по вкусу, или кусок колбасы?
Детские мечты подобны молочным зубам: белые и хрупкие, они существуют короткий промежуток времени, а затем почти без боли и крови уходят одна за одной. На их месте поселяются сероватые коренные планы на будущее, для которых вредны сладкие детские иллюзии. Как и все люди, не лишенные романтизма, Катя не выбрасывала молочные мечты в корзину забытья, а складывала на полку воспоминаний, чтобы иногда доставать и любоваться ими.
Около десяти часов утра, едва Трошина успела вылезти из кровати, в дверь позвонили. В крошечном окошке глазка улыбалась сильно искаженная оптикой и немного природой морда сутенера Бориса.
— Что ты там рассматриваешь? Это не калейдоскоп, открывай! — скомандовал он через дверь.
— Представляю, что это прицел винтовки.
Катя открыла.
— Чего так рано приперся?
— По делу. На кой хрен ты мне еще нужна.
Борис Степанович с трудом стянул с себя тяжелую замшевую куртку, из которой давно вырос вследствие хорошего аппетита (носил он ее уже лет восемь; и куда только этот прохвост девал деньги?), разулся и прошел в комнату. Ростом он едва доставал Кате до плеча. Телосложение имел пухлое, но приятное. Всегда красное с аляповатыми чертами лицо, пожалуй, можно было назвать некрасивым. Но глаза смотрели добродушно, что удивляло, учитывая пятнадцать лет активной сутенерской деятельности за спиной отставника.