— Ну что, героиня труда и обороны? Будем тебя перепрофилировать. В качестве секьюрити ты приносишь гораздо больше дохода.
— В каком смысле? — не поняла Катя.
— Не в каком смысле, а в денежном эквиваленте. Рапунцель, которую ты вчера спасла от хулиганов, так прониклась благодарностью, что прислала тебе вознаграждение в размере тысячи баксов.
— Ты гонишь!
Борис Степанович расстегнул барсетку и извлек из нее несколько зеленых купюр.
— Двести я себе взял, разумеется. Вот так-то! А он тебя еще старой называл. Я всегда говорил: старый конь лучше новых двух.
— Не на нашей борозде, Степаныч. За старую — спасибо.
— Не бери в голову. Шучу. Ты у меня еще ого-го! Месяц тренировки, и отправим тебя на бои гладиаторов.
— Это можно. Гладить я умею. Ликера?
— Да нет, я побежал. Дела.
Борис встал и положил деньги на столик.
— Пользуйся. Почини сбрую.
— Да нет, в первую очередь седло подлатаю, чтобы ты из него не выпадал.
— Не боись, я удержусь.
— Да уж, не сомневаюсь.
Трошина проводила гостя, затем вернулась и взяла в руки неожиданное вознаграждение. Деньги — удивительная штука. Они чем-то похожи на капризного эгоцентричного любовника. Некоторые женщины лезут вон из кожи, а точнее — полируют, шлифуют, подтягивают и обкалывают ее, чтобы добиться благосклонности красавца. Иные денно и нощно надрывают пупок в надежде на его внимание, и когда он, наконец, заглядывает в гости, понимают: эта маленькая победа не принесет ожидаемого удовольствия — слишком болит пупок. Поразительно, но часто зеленый Жиголо сдается в плен без боя тем, кто для него совершенно ничего не делает. В народе это называется «везет». Вот знать бы конкретно, кто везет и где этот «кто» набирает пассажиров.
В силу профессии, Кате довольно часто приходилось встречать обладателей счастливых билетов, проплывающих мимо в ярко-раскрашенных автобусах вечного досуга. Но все места в таком транспорте, как правило, уже заняты, а посторонним вход воспрещен. Отсюда, наверное, и происходит название «посторонние»: это те, кто стоит «по обеим сторонам» дороги и провожает голодным взглядом фешенебельный автобус, уплывающий вдаль на золотых колесах фортуны. Трошина, как и подавляющее большинство, мялась у обочины, лишь иногда проезжая одну остановку в качестве обслуживающего персонала.
«Это знак! — думала она. — Пора открыть депозит на магазин».
Как ни крути, а отвратительный иностранец был отчасти прав. Тридцать четыре — довольно почтенный возраст для проститутки. Сколько она еще сможет достаточно зарабатывать этим ремеслом? Три, пять лет, не больше. Кроме того, повальное и почти бесплатное раскрепощение дам самых разных возрастов и комплекций, предлагавших себя в сети за один поход в сауну или даже за бокал пива, отнюдь не способствовало успехам профессионалок на ниве секс-индустрии.
Обрадованная собственным решением заложить фундамент материально стабильного будущего, Трошина наскоро умылась, съела горячий бутерброд и одела самый неоткровенный костюм, который нашелся в ее гардеробе. Она собиралась в банк, значит, выглядеть нужно было строго и представительно. Перед выходом из дома Катя остановилась около зеркала и скорчила очень важную физиономию. Такую, по ее мнению, носили бизнес-леди.
— Мы просмотрели ваш каталог. Возьмем на пробу сервелат и ветчину. А там посмотрим, — величественно обратилась она к вешалке. — Если задержите товар — ждите возврат, имейте в виду.
Она хихикнула и вышла из квартиры.
День выдался не по-осеннему теплый и солнечный. Витрины магазинов одежды завлекающе поблескивали в золотых лучах. Мягкий прохладный ветерок пробирался в Катины рыжие волосы и тихо нашептывал:
— Скоро придут холода, а наше старое кашемировое пальто такое…. старое! Оно нам так надоело! А вон тот полушубок — как раз то, что надо. Теплый, красивый и стоит всего шестьсот долларов.
— Ничего страшного, поносим старое кашемировое, — противилась Катя ветру в голове. — Пусть кто-то другой возьмет на свою совесть убитых зверьков. А мы отнесем деньги в банк и там их оставим.
— Банки нынче такие ненадежные! — не унимался ветер, но Катя уже прошла мимо магазина верхней одежды.
Она решила свернуть с проспекта, дабы избежать новых искушений, и оказалась в парке.
— Вот так, Трошина, ты молодец. Не будешь опять транжирить деньги, — ободряла она себя, ступая по мягкой палой листве.
— Катя! Кать!
Хриплый низкий голос раздался совсем рядом. На скамейке метрах в двух сидела Елизавета. Неуклюже выставив на тротуар длинные тощие ноги, девушка старательно ковыряла ногтем черный капрон на правом бедре.