— Отправление через два часа, — равнодушно сообщила тетка и начала бить по клавишам.
— Нет! Мне на тот, что через три минуты!
— Вы не успеете.
— Успею.
Она пожала плечами и подобрала из металлической лунки все мои оставшиеся деньги.
Пробираясь через толпу, я отчаянно толкалась локтями, не без злорадного желания отомстить за последние пятнадцать минут страданий. Пучок на затылке ослаб и беспорядочно болтался, юбка подскочила под самую грудь, а лодочки надрывно скрипели, угрожая потерять стертые подошвы.
— Пустите! Опаздываю. Пус-ти-те! — требовала я, не переставая работать локтями.
Выбравшись из здания вокзала, я во весь опор пустилась к автобусу, который уже выехал со стоянки и медленно двигался прочь.
— Стойте! Стойте! — кричала я, размахивая сумкой, словно белым флагом. — Остановите его! Помашите ему!
Но люди, удобно сидящие за укреплениями из своих саквояжей, пакетов и котомок, лишь глядели на меня с интересом и иронией, и оставались неподвижными, как восковые фигуры.
— Чтоб вы все расплавились, — прохрипела я, когда автобус, вильнув толстым красным задом, исчез за поворотом.
Чувство досады и обиды на себя и весь мир истерично металось внутри моей грудной клетки, глухо и больно ударяясь о ребра широким лбом, пока я стояла посреди дороги с бессильно опущенными руками.
Поработала переводчиком. Перевела последние деньги и, не исключено, единственную возможность получить приличную работу. Мысль о накопившихся долгах давила, как воды океана на погрузившуюся субмарину. Но я была сделана не из стали или титана, и рисковала в скором времени быть раздавленной в лепешку.
По сути, в тот момент я имела гораздо больше моральных прав на самоубийство, чем Анна Каренина или Эмма Бовари. В отличие от меня, первая не наделала столько долгов, а рядом со второй был преданный любящий муж.
Но смерть под колесами автобуса оказалась бы гораздо менее живописной и значительной, чем гибель на рельсах, а в столовой автовокзала едва ли подавали мышьяк.
— Дочка!
Звучный приятный голос отвлек меня от тяжелых размышлений. Принадлежал он невысокому полному мужчине среднего возраста. Круглая лысая голова с черными вихрами волос над ушами, большие глубоко посаженные глаза и огромный живот делали его похожим на бамбукового медведя. На незнакомце была льняная серая рубашка и темные брюки, пузырящиеся на коленях.
— Тебе куда ехать? В Зеленоморск? — снова заговорил он. Тогда я отметила необычную черту: глаза незнакомца обрамляли длинные густые ресницы. Таким позавидовала бы любая модница, но на лице Бамбукового Медведя они смотрелись странно, придавая, однако, мягкость и доброту его взгляду.
— В Зеленоморск, — согласилась я.
— Я тебя довезу, — радостно сообщил дядька и кивнул в сторону стареньких «Жигулей» грязно-голубого цвета.
— Не довезете, — покачала головой я. — У меня нет денег. Ни копейки.
— Зато у меня есть «Копейка».
Он снова указал на железную клячу.
— Я все равно еду в Зеленоморск. Довезу бесплатно.
Предложение привело меня в замешательство. На наших вокзалах не часто встречаются люди, занимающиеся бесплатным извозом. Такого Бамбукового Медведя уж точно следует занести в Красную книгу.
А что, если он — извращенец? Сейчас усядусь в машину и все. Пропала Алена Сергеевна.
— Я в Зеленоморск к сыну еду. У него ребенок родился. Внучка моя, — пояснил мужчина, будто угадав мои опасения.
Все-таки, на извращенца он совсем не похож. Взгляд ясный, добрый. Тело громоздкое. Он, вероятно, совсем неуклюжий и медлительный. Сексуальный маньяк из такого — не ахти какой.
— Спасибо. Вы меня очень выручите, — согласилась я.
— Тогда, трогаем!
***
Несмотря на почтенный возраст, «Копейка» была чрезвычайно ухожена. В салоне замечательно пахло чем-то вроде чайной розы. Уже через двадцать минут, пробравшись через городские пробки, мы выехали на шоссе и покатили в сторону морского берега. Летний ветер забивался в приоткрытое окно теплыми шелковыми лоскутами и приятно щекотал щеки и лоб. Разноцветные пригородные домики радостно бежали навстречу. Поравнявшись с нами, они на короткое мгновение останавливались, приветливо сверкали окнами и тут же пускались дальше, чтобы встречать следующих проезжающих.
Так же внезапно, как лазурная волна уносит с ладони горстку гладких камешков, с души моей сошла тяжесть.
— Какой хороший сегодня день, правда? — воскликнула я громко, сама себе удивившись.
— Все дни хорошие, — ответил толстяк и улыбнулся мне в зеркало заднего вида.