Через несколько секунд водительская дверь, наконец, распахнулась, и из автомобиля вышел священнослужитель очень высокого роста, в скуфье и рясе. Его худое степенное лицо выражало крайнюю озабоченность, лоб морщинился складками, словно мех гармони. На правой щеке священника красовалась большая темная родинка, снова-таки напомнившая мне о жуках.
— Здравствуйте, — начал наш благодетель, почему-то кротко улыбаясь.
— Здравствуй, — ответил священник.
Говорил он тихо, почти не открывая рот, будто находился не на дороге, а в храме. И обращался на «ты», хоть был, по меньшей мере, лет на десять младше нашего Медведя. Я тоже вылезла из машины, чтобы лучше слышать разговор, хоть голова болела не на шутку.
— Как же это ты так? — спросил поп, глядя на альтруиста сверху вниз.
— Я?
— А кто же? Ты перестраивался в первый ряд и зацепил меня. Попортил имущество, благотворителями подаренное.
Толстяк недоуменно почесал лысину, глядя себе под ноги.
— Да ты чего, святейшество, вериги попутал? — ожесточенно вступил в разговор чумазый. При этом он угрожающе перехватил гриф захваченной из машины гитары. — Мы шли по своему ряду. Ты в нас вмазался, а теперь права качаешь?
Святой отец немного попятился, но продолжал протестовать.
— Это как же? Это не я, это он… Вы знаете, во что мне обойдется ремонт машины?
— И не только твоей! — наступал музыкант. — За нашу заплатишь, да еще ответишь за физический ущерб. Девушке вон голову раскроил!
Священник быстро глянул на меня, снова попятился, потом быстро развернулся и сел в свое авто.
— А вот мы сейчас милицию вызовем, и поглядим, кто прав, кто виноват, — крикнул он из приоткрытого окошка, тут же поднял стекло до упора и принялся нажимать кнопки на мобильном телефоне.
Музыкант кинулся было к обидчику, но толстяк поймал его за руку.
— Стой, сынок, не надо. Ни к чему все это, — заговорил он спокойно, словно уговаривал ребенка съесть ложку манной каши. — Я все улажу, а вы идите в машину.
С этими словами он подошел к «Фольксвагену» и жестом попросил священника открыть окно. Тот оценил, на безопасном ли расстоянии находится чумазый, и опустил стекло до половины.
— Послушайте, святой отец, не надо милиции.
Я и музыкант поглядели друг на друга с недоумением.
— Мы очень опаздываем. А опоздать нам никак нельзя, никак. Я вам оставлю свой паспорт, — он поспешно достал из кармана брюк синюю книжечку и подал священнику, — а не позже, чем завтра, я к вам приеду и заплачу за ущерб. Идет?
Поп глядел на толстяка с крайним удивлением. Морщины на его лбу стали глубже, будто гармонь сжалась, отыграв свою задорную мелодию. Надо думать, сам он не ожидал такой легкой победы.
— Идет. Чего ж не идет, — сказал святой отец, взял документ и быстро написал адрес, по которому следовало явиться нашему сумасшедшему.
Музыкант плюнул на горячий асфальт и сел в машину, я последовала за ним.
— У твоего отца что, с головой не в порядке? Или сильно верующий? — спросил он тихо.
— Он мне не отец. Просто, предложил подвезти, как и вас. А с головой, наверное, не в порядке.
На всякий случай, я оторвала кусок белой бумаги, в которую был завернут пирог, записала помадой номер машины попа и спрятала в свою сумочку.
Дальнейший наш путь проходил в полной тишине. Только избитый «Жигуленок» время от времени стучал поврежденными внутренностями. Долговязый закрыл глаза и дремал, или делал вид, что дремал. Я смотрела в окно, то и дело подавляя желание высказать благодетелю свое негодование. Сам же он сосредоточенно всматривался в дорогу и выжимал педаль газа почти до упора. Мне было нестерпимо жаль этого странного человека. Но, в то же время, я испытывала досаду и даже злость за то, как малодушно он поступил, когда должен был отстаивать свою правоту до последнего.
Прошло около часа, и степь уступила место горным хребтам, возвещавшим о том, что Зеленоморск совсем близко.
— Смотрите, наш автобус, — нарушила я долгое молчание.
Впереди метрах в ста от нас полз красный междугородный автобус.
— Он! Он, сердечный! — подтвердил толстяк со странным воодушевлением и зачем-то прибавил ходу.
— Эй, папаша, потише! Твоей колымаге и так хватит приключений на сегодня, — проснулся музыкант.
Но альтруист будто не слышал его. Машина рвалась вперед со скоростью, крайне опасной для гористой местности.
— Едва успели, — пробормотал он, когда до автобуса оставалось метров десять, и вдруг вывернул на встречную полосу и пошел на обгон.