Так пролетел месяц, и лишь однажды удалось умножить происходящие на долю риска. Хватило ли этого эпизода для того, чтобы стереть охраняющую границу, Кейдан не мог определить. Всё, о чем он мог сейчас думать, это о воспылавшем желание вновь окунуться в те миры и отправиться в собственное путешествия, ища свой неведомый Кадат. Чувство авантюризма разожгло небывалые эмоции внутри, и их результатом стали мысли, неожиданно натолкнувшие его на истинное применение риска. Он вдруг прозрел и осознал, где именно надломил границу и что подразумевала проекция Ирины, прося прибавить больше риска. То осознанное сновидения, случившееся после месяца приема ЛОС-17, стало побочным эффектом или небывалой возможностью, вызванной отсутствием обычного сна. Первый эксперимент надломил границу и позволил сознанию Кейдана проникнуть на просторы сновидения. То был результат месяца без сна. А что, если прибавить ко всему этому риска, и увеличить число дней без сна на два месяца? Кейдан увидел в своем размышление то единственное, о чем неустанно думал последний месяц.
Вооружившись идей небывалого безрассудства, неприемлемого для ученного, Кейдан поведал своей ассистентки план на ближайший месяц. Его уста излагали слова, наполненные нотками безумия, упрятанными в обёртку яркого любопытства. Он наскоро придумал объяснение своего решения, желая прикрыть истинные мотивы легкой ложью. Ирина внимала всему услышанному, не осмелившись вставить ни единого слова. Она воспринимала всё с восторгом, хоть внешне и оставалась неизменна. Так же осталось неизменной её роль на ближайший месяц.
Рассказывая Ирине неполную картину, внутри Кейдана затаилась маленькая деталь его прошлого отношения. Глубоко под коркой затмевающих желаний, сплетался клубок, и как снежный ком вбирал всё больше и больше сомнений, в результате становясь навязчивой мыслью, способной стоять на одном уровне с желаниями. Господство притягательной идеи пошатнулось под грузом сомнений, берущих свое начало в маленькой лжи, унёсшей истинные причины изменения хода исследования. Он посмотрел на себя со стороны, слушал свои слова и не узнавал человека, чей голос отражался в его собственном мозгу. Опьянённое создание, вот что предстало перед Кейданом. Оно жалобно цеплялось за любую возможность вновь увидеть несуществующие вселенные. То создание, объясняло самому себе, что истинные мотивы такого влечение сокрыты сугубо в научных интересах. Кейдан смотрел на него, смотрел на самого себя, смотрел в глубины собственных желаний, и видя лишь туманное представления, погрузился внутрь его, ища ответ на яркость своего влечения. Там ему предстало оказаться в потоке искрящийся тяги, жалобно молившей о новой возможности вновь оказаться на задворках собственного сознания. Стремясь по этому потоку, углубляясь всё глубже и глубже, он оказался в потаённых уголках, где всё говорило голосом правды, там нет места лжи, ибо только глупец врет самому себе. Кейдан не был глупцом, он был лишь свидетелем собственных миров, он стал пленником чарующей красоты возможностей, сокрытых в его сознание. Ком сомнений понемногу растворялся перед будоражащим светом истинных желаний.
Кейдан, погрузившись в поток, словно оказался в недрах яркого пламени, под гнетом которого, любые возведенные глыбы растворялись, позволяя постепенно отбрасывать недоумение и после слиться воедино с опьянённым созданием. Он думал и не замечал, как сплетается с человеком, чей образ мышления еще несколько минут назад выглядел отталкивающе и неестественно. Смертью старого Кейдана, стала искренность нужды, воспылавшая по мере продвижения внутри потока, ощутив которую, отпали все сомнения, и предстоящий риск без остатка воспринялся как благое дело, не требующее пояснения. Образ недостойного человека со странными желаниями исчез, впуская в свое восприятия человека, думающего о своих желаниях с оттенком сомнения. Кейдан изменился, видя всё могущество, царившее внутри потока истинных желаний, заключающихся в создание возможности вновь оказаться в мирах, сотворенных в собственном сознание.
Увиденный некогда мир, обладал чем-то особенным, чем-то влекущим вновь оказаться там. Это влечения больше походило на эффект одурманивающих веществ. Они, проникая в организм, приносят желанные ощущения, отсутствия которых, рождают внутри жажду вновь ощущать то, что организм получал, когда всё вожделенное воплощалось в жизнь. Тот мир, возникший на короткое мгновения, стал одурманивающим веществом. В нем крылось что-то большее чем обаятельная обложка, скрывающая внутри нечто, способное принести необъемлемые богатства. Тот мир стал пылающим огнем в холодном лесу прозаической жизни. Его пламя вобрало в себя давно возникшие желания спасти человечество от гнета сна и услышанные слова, прозвучавшие от проекции Ирины. Собрав внутри себя два этих пункта, пламя разгоралась до ярко сияющего желания, способного принести любое объяснения, позволяющие убедить даже самые пытливые умы.
В недрах возникшего мира, укрылось нечто, призывающие своего создателя вновь посетить небывалой красоты просторы, вновь окунуться в изучения, открывая для себя зашифрованную информацию, вновь лицезреть результат работы своего сознания. И в то время, пока создатель созерцает всю красоту своего шедевра, то нечто, скрытое внутри, получает желанное, получает сознание, ошибочно полагающие, что именно оно, создало всё, до чего дотягивается его невинный взор.
День за днем пролетали в безумно ускоренном темпе, словно пытаясь максимально быстро приблизить назревающие событие. Структурно дни не поменялись, все занятия, наполняющие их, остались в том же положение, безустанно выполняя роль отвлечения, дабы дни протекали быстрее. График дня начинался, как ни странно, с ночи, а именно с приема лекарства. Далее следовала работа, заключающаяся в наблюдение за особями, принимающими тоже лекарство что и Кейдан. Несмотря на то, что главным подопытным был Кейдан, это никак не повлияло на работу с животными. Всё также продолжалось исследования, отличающиеся лишь тем, что за главным ученным наблюдали зеленые глаза, а нежные руки делали записи по нему самому. Этап работ занимал львиную долю всего времени. Оставшиеся часы разделялись на досуг, сведенный исключительно к созданию миров, и на прием пищи. Далее наступало время лекарства. Новый день возникал через час, и все вышеописанные занятие повторялись вновь и вновь. Это скудное на радости времяпрепровождения, свело бы с ума любого экстраверта, но Кейдан, обладая даром использовать всё свое время исключительно на нужные ему занятия, не видел в своем стиле жизни нечего отталкивающего. Более того, с принятием своих истинных желаний, возникших недавно, на горизонте засияло нечто обаятельное, способное обосновать любое занятие, ведущие к нему. Все дни, раскиданные на ближайший месяц, походили друг на друга как две капли воды, за исключением нескольких эпизодов.
Первый случай произошел на сороковой день приема лекарства. В тот день, Кейдан, после заполнения очередного листа бумаги своими фантазиями, ощутил острое желания вновь окунуться в литературные произведения. Наслаждаясь книгой, он откинулся на спинку специально предназначенного кресла, стоящего в библиотеки. Бегая взглядом по строкам, умело повествующим о приключениях главного героя, Кейдан заметил, что свет в библиотеки начал затухать. Отложив книгу, с ним случился эпизод мысленной подмены. Все окружающие полки начали размываться, впоследствии оставляя после себя непроглядную тьму. Барахтаясь в пучинах темноты, он услышал далекий крик, похожий на то, как вопит человек наблюдая нечто ужасное. Через несколько секунд всё стихло, тьма расселась, оголяя человека, сидящего на полу посередине библиотеки. Осознание наполнило всё нутро, сигналящие о возможной опасности, сокрытой в этом случаи галлюцинации. Но Кейдан решительно откинул все домыслы о том, что произошедшее несет в себя злобу и разрушения. Он видел лишь подтверждения правильности выбранного пути.