Старик вновь задал тот же вопрос и стал выглядеть более зловеще. Его черты лица нахмурились, превращая незнакомое лицо в уже некогда виденное. Не в силах ответить и вымолвить хоть слово на прозвучавший вопрос, Кейдан стоял в оцепенение, пока старик не вскинул руку, поднимая перед собою посох, и со всей мощью, неспособной уместиться в его дряхлых руках, ударил оземь. Громкий звук разлетелся по всей округи и устремился вверх, к крышам огромных зданий. Кейдан выпал из транса собственной невозможности произнести хоть малейший звук. Он бегло огляделся и увидел, что вся толпа, спешащая и не прерывающая своего шествия, остановилась, бросив на Кейдана тысячи глаз, источающих презрения. Они словно повиновались громкому удару, сотворенному человеком, что утратил внешность старика и приобрёл отражение внешности молодого Кейдана. Эта личность уже встречалась. Он вспомнил собственное отражения, посетившее его в моменты сомнения и придавшее уверенность в выбранном направление. Сейчас его молодая копия стояла точно с таким же выражением лица, как и в первый раз. Та же неприязнь и презрения, тот же взгляд, кричащий о многом и струящийся сверху вниз, тот же холодный голос, звучащий замогильным шепотом.
— Так значит ты не знаешь свою роль? Хм, что ж, думаю я смогу тебе помочь, указав направления куда ты отправишься, — двойник взял палку за конец, служившую ему тростью в облике старика, и за мгновения ока сблизился со своим оригиналом. — Глубже в отчаяния! — сказав это, он ударил Кейдана по голове, ввергая того в забвения.
Глава — 7
Секунды пробуждения сопровождались отчаянием, вызванным неспособностью двинуться. Пробившись к свету, сознания попыталось спрятать тело, унося его как можно дальше, но охладевшие мышцы не позволили сотворить задуманное. Секунды паники превратились в минуты смирения и осознания того, что тело полностью недееспособно. Отказали все конечности, отказали тактильные ощущения, из-за чего не представлялось возможным определить, что происходит с телом, в глазах была темнота, либо из-за потери зрения, либо из-за невозможности поднять веки, в ушах отражалась холодная тишина, заполняющая не только пространство вокруг, но и безмолвные уста, воздух не наполнял легкие, ибо это не требовалось. Бездыханное тело, с заключённым сознанием внутри, находилось в пугающей неизвестности, выбраться из которой было невозможно. Минуты превращались в часы, часы превращались в сутки, сутки превращались в бесконечность. Время тянулось сквозь одиноко лежащие тело, брошенное в темноте. Сознания Кейдана, пойманное в ловушку заключенной плоти, ведомое страхом и отчаянием начало затухать, ввергая воспоминания в темные просторы уголков разума. Кейдан начал забывать кто он такой и как здесь оказался. Прошлое размывалось безысходностью будущего, оставляя в голове место лишь осознанию собственного конца.
Так продолжалось бесконечно долго, пока до ушей Кейдана не донеслись забытые звуки. Как оказалась слух еще был способен улавливать колебания, покинувшие место вокруг. Неожиданно возникший отголосок прошлого сначала испугал Кейдана, но в скором времени приобрел статус надежды, вселяющей в сознания, что уже почти сдалось, возможность вновь окунаться в забытый мир.
То были размеренные шаги, гулко звенящие в окрестности и медленно приближающиеся к месту заточения, не покинутого сознанием, тела. Когда звук прекратился, последний шаг неведомого прозвучал совсем близко. Воцарилась тишина и сомнения вновь громогласно прозвучали в голове Кейдана. Но им не суждено было окрепнуть, новый звук прогнал все гнетущие мысли. Прямо над головой прозвучал треск дерева, похожий на открытия деревянного ящика. Затем шаги вновь зазвучали, унося их хозяина в противоположную сторону, где так же послышался треск дерева с последующей тишиной, продлившийся мгновения. Далее всё вокруг заполнилось канонадой всевозможных звучаний. Шаги размножились, словно шагала целая группа людей. Их сопровождали разные всхлипы, стенания и причитания, слова поддержки и успокоения. Они обладали голосом способным воспроизводить понятные слова, что определяло их как представителей рода человеческого, более того, все голоса были знакомы Кейдану. Вся эта какофония приближалась и в какой-то момент окружила таящиеся в темноте тело.
Струящийся свет разрезал пылающие глаза, озарённые осознанием того, что способны видеть. Веки были открыты, но царящая вокруг тьма не позволяла углядеть хоть что-то. Свет проник в маленький закуток, где Кейдан смиренно ожидал мгновения соприкосновения с прошлым миром. По ощущением, прошли года, десятилетия, на деле же не прошло и двух часов как он здесь оказался. Свет сопровождался звуками открытия деревянной крышки, что прикрывала тело Кейдана от внешнего мира. Когда она исчезла, оголяя его, вокруг пронесся пронизывающий плач, задыхающийся женщины. Её поддерживали словами: «Такова жизнь», «Ничего не поделаешь», «Мы с тобой», звучащими в тоне сожаления и сочувствия. Когда женщина успокоилась, лишь изредка всхлипывая, зрения Кейдана сфокусировалось и обрисовало происходящие вокруг.
Люди окружили деревянный ящик, обитый бархатом. Они стояли облаченные в черное и с грустными лицами, без сомнения знакомые Кейдану. То были те крохи людей, что знают его лично. Женщина, старшая из всех присутствующих, имела бледный вид, кричащий о том, что ужас её посетивший, не совместим с жизнью, где она оказалось лишена своего ребенка. Эта женщина в далеком прошлом произвела на свет человека, что лежал перед ней облаченный в парадный костюм, бледный и с остекленевшими глазами. Смотря на свое дитя, утратившие жизнь, она была не в силах стоять. Ей помогали две женщины значительно моложе её, но с точной копией её внешности. Те особы были едины кровью с ней и с лежащим перед ними человеком. Он был их старшим братом. Три женщины, представшие перед глазами Кейдана, были его семьей, забытой из-за отсутствия каких-либо чувств. Он не испытывал нужды в общении с ними, не думал о том, как у них идут дела и всё ли в порядке, не был хорошим братом и сыном, но всё же оставался им семьей. Семейные узы связали четверых разных людей, объединили их в касту, где каждый живет сам по себе и лишь по особому поводу собираются вместе. Подобные мероприятия из раза в раз пропускались Кейданом, из-за чего их связь угасала, в то время как у остальных членов семьи она крепла, благодаря таким встречам как панихида по собственному брату и сыну.
Их черный наряд, их эмоции и слова, их поведения и грустные взгляды не сразу донесли до Кейдана причины такого окраса. Он долго вглядывался в лица собравшихся, прежде чем до него наконец дошла суть происходящего.
В маленькой толпе находился единственный друг Кейдана — Джон Санфо. Он стоял слева от убитой горем матери и двух её дочерей. Облаченный в черное и погруженный в свои глубокие мысли, Джон смотрел прямо в глаза Кейдана, пытаясь углядеть в потухших долинах некогда бурлящий огонь жизни. Но это было невозможно, ибо пламя ушло навсегда, оставив внутри лишь сознания, способное только наблюдать.
Последним человеком в толпе был давно забытый персонаж, исчезнувший из жизни, как только для Кейдана засияла путеводная звезда. Увидев его, Кейдана захлестнули воспоминания о забытых временах, сопровождающихся веселыми приключениями двух отъявленных подростков. Это был старый друг, изменившийся внешне, ставший более взрослым, но сохранивший в себе ту язвительную черту, чувствовавшуюся даже сквозь призму прошедших времен. Его невозмутимый вид, осанка неспособная согнуться даже под грузом случившейся трагедии, говорила о том, что сложившаяся жизнь ввергла его в мир аристократии, отвергаемый Кейданом без сомнения полностью. Их жизненные пути разошлись, они сотворили из себя то, что хотели и спрятали глубоко в себе промежуток времени, где лучшем занятием было разбить соседу стекло. Пути разошлись, но снова скрестились, когда жизнь одного угасла. Друг пришел почтить те воспоминания, что никогда его не покидали. Облаченный в черное, он стоял невозмутимо, но с колышущимися мыслями в голове, отражающимися во взгляде полном скорби.