Оставив новое помещение, наполненное неизвестностью пропитанной тьмой, Кейдан продолжил свое путешествия по доступному пространству.
Подойдя ближе к письменному столу, стоящему в окружение кресел и усеянному разными бумагами, Кейдан поверхностно осмотрел его содержимое. Там находились записи, созданные рукой способной красивым почерком умесить всё желанное в границах бумаги. Вдаваться в подробности и изучать всё, что там было написано, стало для Кейдана очевидной тратой времени, так как вокруг, не переставая красть его внимания, светились яркие корешки, взывающие чтобы единственный доступный читатель наконец стряхнул с них пыль, наросшую в результате пренебрежения их природными функциями. Книги жалобно молили, привлекая всё больше внимания и приближая желанный момент.
Кейдан поддался зову литературы, но, прежде чем полностью окунуться в словесный водопад, он оценил коллекцию бара, включающую все самые знаменитые напитки, существующие в далеком мире: «Виски», «Бренди», «Коньяк», «Абсент», «Ром», «Водка» и еще несколько неизвестных напитков. Каждый из перечисленных был залит в красивые бутылки, изображающие разных животных и существ. Так, например, водка располагалась в стеклянной бутылке, изображающей медведя, а виски в стеклянном льве. Бутылки же в виде существ, с щупальцами свисающими с их могучих голов и крыльями за спиной, имели зловещий вид, словно были порождением могущественного воображения, способного создавать подобных существ. Внутри себя, те существа хранили неизвестные жидкости, имеющие зелёный оттенок, гармонично подыгрывающий внешнему виду стеклянных созданий. Всё это хранилось в баре, помещенном между двух книжных шкафов и представляющим из себя несколько выпуклых полок, за которыми было чистое зеркало.
Смотря на всё это, взгляд Кейдана сопротивлялся зову, исходящему от каждой книги, смиренно ожидающей, когда читатель вновь пронесётся по словесным закоулкам, напечатанным внутри. Он чувствовал их физическое давления, чувствовал нарастающую необходимость, требующую исключительного внимания к себе, он чувствовал то, что на самом деле исходило не от книг, а от самого себя. Всё это было игрой его воображения и чувств, пытающихся скрыть свои желания за несуществующим зовом, исходящим от неодушевленных предметов. Кейдана посетила та же страсть, что однажды затянула его повторить свое путешествия в долины, созданные собственным подсознанием. Его сжирала тяга окунуться в труды, раскинувшиеся повсюду.
Когда внимания, уделенное столу и бару, вместе с их содержимым, было освобождено, Кейдан недолго думая отправился изучать все доступные экземпляры книг.
Путешествие началось с первого этажа, где каждая книжная полка была заполнена художественной литературой, включающей в себя как прозу, так и поэзию. Все книги были написаны родным для Кейдана языком, благодаря чему он незамедлительно пустился в подробное изучения каждого, взятого с полки, носителя человеческой фантазии. Знакомство началось с античной литературы. Этот пласт литературы всегда избегался Кейданом, ибо он мало чем мог зацепить внимания искушенного читателя. Из представителей античности нашлись труды Гомера «Илиада» и «Одиссея», труд Софокла пьеса «Царь Эдип», поэма Вергилия «Энеида», роман Лонга «Дафнис и Хлоя», книга Ксенофонта «Отступление десяти тысяч», пьеса Аристофана «Лисистрата» и многие другие. Этот период искусства занимал место подле входа в библиотеку, словно повторяя историю всей литературы, ибо античная литература стояла у истоков зарождения этого направления, также как и полки, заполненные ей, стояли в начале библиотеки. Следуя такой логике, за полками античности расположилась литература средних веков.
В этой части истории находились свои авторы и произведения, а именно: Хросвита Гандерсгеймская и её работа «Пафнутий», Петр Абеляр «История моих бедствий», Гальфрид Монмутский «Жизнь Мерлина», Гартман фон Ауэ «Бедный Генрих», Вольфрам фон Эшенбах «Парцифаль», Томас Мэлори «Смерть Артура». Все эти представители лишь малая часть средневековой литературы. Перечисленные труды завлекли внимания Кейдана, но в скором времени, он, влекомый чувством исследовать больше и больше, двинулся дальше, вновь приближаясь к бару, вокруг которого раскинул свои владения период эпохи Возрождения.
Этот период не стал изменять структуру библиотеки и тоже повторил принцип наполнения полок определенного временного периода. Так в эпоху возрождения вошли: Никколо Макиавелли «Государь», Джованни Боккаччо «Декамерон», Бенвенуто Челлини «Жизнь Бенвенуто Челлини», Данте Алигьери «Божественная комедия», Эрик Чемберлин «Эпоха Возрождения. Быт, религия, культура», Мигель де Сервантес «Дон Кихот», Леонардо да Винчи «Суждения о науке и искусстве». Эта малая часть книг уже была знакома Кейдану. В свое время, отправляясь в прекрасный мир умственного поглощения, неискушенная душа жаждала прочитать всё то, что некогда признали умы других людей. Те личности, с виду имевшие вес в мире литературы, со смелостью присущей войнам, твердили, что определенные работы заслуживают место на пьедестале истории человечества. Без сомнения, это касается и пройденных периодов, оставленных позади, за спиной Кейдана. Но приходя в мир книг и их создателей, сыграл фактор новичка, отпугнувший от некоторых представителей, датой создания. Эпоха Возрождения стала компромиссом, собравшим в себе полет мыслей авторов, мысли читателей, навязывающих прочтения, и дату создания, не отпугивающую своей архаичностью.
Слева от бара и эпохи Возрождения возвышала свою голову эпоха Просвещения. Оставив все пройденные книги до момента близкого знакомства, Кейдан приблизился и по новоиспеченной традиции поверхностно изучил содержимое полок. Там расположились такие произведения как: «Нескромные сокровища» Дени Дидро, «Исповедь» и «Эмиль, или О воспитании» Жан-Жака Руссо, «Безумный день, или Женитьба Фигаро» Пьера Огюстена Карон де Бомарше, «Коварство и любовь» Фридриха Шиллера, «Памела, или Вознаграждённая добродетель» Сэмюэла Ричардсона, «Рассуждение о методе» Рене Декарт, «Простодушный», «Философские письма» и «Задиг или Судьба» Вольтера. Внешний вид книг становился всё лучше и лучше, проходя по пути от забытых времен, до времен, еще совсем недавно бушующих на земле. Они словно соответствовали эпохи, в которой были мысленно созданы. Их физические носители становились более крепкими, более красочными и сочными, с точки зрения эстетического убранства. Чем ближе была эпоха к настоящему, тем сильнее взгляд цеплялся за оформления, кратко повествующие о содержимом внутри.
Временной вектор, по которому были расположены книги, неустанно двигался к периодам литературы, основательно знакомым Кейдану. Так, последний отрезок исследования первого этажа кончался тремя периодами, в которых он когда-то утопал, проводя бесчисленные часы свободные от работы. Литература XIX века, модернизм и постмодернизм, дарили Кейдану наибольшее количество материала для поглощения. Такие мастодонты пера как Федор Достоевский, Виктор Мари Гюго, Лев Толстой, Жюль Верн, Александр Дюма, Иван Тургенев, Николай Гоголь, Чарльз Диккенс и еще многие кому представилась возможность писать в удивительный период литературы, привлекли сознания и своей рукой, отражающей мысли и сюжеты, поработили без остатка внимания Кейдана, жадно поглощающего каждый экземпляр, попадающий к нему. Их произведения, лежащие сейчас на полках, аккурат за эпохой Просвещения, почти без исключения были знакомы Кейдану, точно так же, как и работы авторов, следующих дальше.
Модернизм и постмодернизм завершали хронологическую цепочку, начатую литературой античности. Две большие полки стояли прямо напротив входа, откуда сворачивая налево начался путь изучения раскинувшихся работ. Огонь страсти по изучению доступных книг стал угасать, ибо последние представители были полностью знакомы и не могли дать ничего интересного. Такие писатели как: Джеймс Джойс, Уильям Фолкнер, Андре Жид, Вирджиния Вулф, Томас Манн, Франц Кафка, Кнут Гамсун, Томас Стернз Элиот, создавали в свое время произведения, ставшие яркими представителями жанра модернизм, из-за чего их имена и труды не могли пройти мимо Кейдана. Он читал, поглощал, восхищался и ненавидел некоторые произведения еще до того, как оказался в огромной библиотеке. Это относились и к другим периодам, что вкупе обесценивало все доступные полки, лишенные чего-то нового, чего-то необычного, наполненного той самой информацией, притягивающей сознания ученного. Из всего, что он видел на первом этаже, ничего не могло дать желанное и этот факт разжигал зов, кричащий о том, что нужно двигаться дальше, нужно посетить второй этаж и исследовать всё содержимое там.