Однажды утром, старик по обычаю отправился открывать загоны. Подойдя к дверям, он поочередно выпустил всех животных. Наблюдая как последняя пара конечностей устремилась за надежную спину матери, старик заметил странность. Обычно, когда животные заполняют поля, собака начинает свое грозное патрулирования, регулируя их желания сбежать, но в это утро она не появилась. Это насторожило старика, в голове которого самые смелые предположения вполне могли воплотиться в жизнь, ибо происходящие вокруг ложилось в основу всех придуманных причин. Он отправился искать своего верного друга и напарника. Обойдя ферму, заглянув во все излюбленные места, куда собака зачастую пряталась, осмотрев каждый укромный уголок и изучив всё рядом с границей фермы, старик не нашел своего друга. Прошло несколько часов безрезультатных поисков, и отчаяния, сопровождающиеся звонкой тишиной, получаемой в ответ на звучавшую из уст старика кличку, получило подтверждающие факты. Решив, что собака убежала куда-то за границу, из-за которой в скором времени вернется, старик отправился в дом за утренним завтраком, прием которого отклонился на несколько часов. Поднимаясь на веранду его вдруг настиг рой мух, усердно выполняющих свою основополагающую задачу. Сойдя с лестницы, он увидел потерянную собаку. Бездыханное тело лежало слева от двери, откуда старик, выйдя утром, банально не заметил находящийся там труп невинного животного.
Перерезанное горло с оставленным внутри ножом, было жирным намеком, кричащем о том, что движется неумолимая угроза, движется шторм человеческих эмоций, внутри которого, как во главе великой армии, стоит неприязнь, берущая начало в сознание людей, готовых отстаивать свой образ жизни.
Похоронив тело собаки, старик не оставил ферму, он продолжил жить на ней, хоть и получил вполне ясную угрозу собственной жизни. Всё что старик мог потерять, было потеряно еще до того, как он пришёл на эту ферму, где впоследствии приобрел маленький импульс жить дальше. Сейчас же люди требовали оставить то, что стало частью его, то, что стало его жизнью, то, что стало желанием, внутри которого можно было спокойно дожить короткий момент, отделяющий его от любимой. Он не ушел, продолжил свои занятия, демонстративно показывая, что не страшится жалких людей, прячущихся и высказывающих свои эмоции на невинных созданиях.
Отряд, внутри которого лежала задача прогнать старика, увидел в нем несгибаемую волю, противящуюся их образу жизни. Он был угрозой, говорящей всем своим видом о существовании иной жизни, отличной от их идеалов, мыслей и желаний. Люди закинули ему угрозы, но старик откинул их, люди закинули предупреждения, но он откинул и его. Единственное, что осталось для людей, в чьих сердцах пылает вера в истинность своих убеждений, это радикальный прием, результатом которого станет освобождения от инакомыслящего.
Однажды ночью, словно по чьему-то желанию, сон старика покинул дряхлое тело, оставляя бодрствующие сознания лицезреть труды опьянённых людей. Примерно после полуночи, послышались перешёптывания и крадущиеся шаги. Дом окружили несколько людей, но ни один из них не отважился войти внутрь. Все остались снаружи, занимаясь своими неизвестными делами. Примерно через двадцать минут всё затихло, из-за чего заполняющаяся вокруг тишина, могла отражать мерзкие желания и мысли, вальсирующие в головах людей, стоящих за стенами дома. Еще через несколько минут вновь послышался шепот, за которым последовал жар и дым. Одна из стен вспыхнула огнем, цепляя близ стоящих сородичей и создавая тем самым огненную ловушку.
Огонь и дым не испугали старика. Он видел светлый образ, запечатлённый слишком давно. Многие годы одиночества не растворили краски, наполняющие образ его любимой, она возникла перед ним и все мысли словно растворились. Вновь видеть её, вновь ощущать её аромат и тепло нежных губ, вновь испытывать трепет от прикосновения к шелковой коже, вновь исчезать в её мыслях и желаниях, вот всё что наполняло одинокого старика, сгорающего в яростном огне, топливом для которого стал человеческий страх.
Содержания книги, как и содержания всей полки, имело один ярко выраженный стиль, суть которого заключалась в копание человеческой натуры. Множество рассказов оголяли людские пороки, показывая представителей рода человеческого с той позиции, с которой виден лишь гниющий труп некогда чистой души. Разные условия, разные обстоятельства, разные мысли, разные желания и усилия, это всё было наполнением каждого, прочитанного Кейданом, рассказа. Везде свой сюжет, свои персонажи и условия, в которых им предстоит увидеть пропитанную ядом сущность людей.
Читая работы одного автора, внутри Кейдана крепло чувство, что всё прочитанное кажется ему родным. Каждый абзац, предложения, слова, притягивали его словно всё написанное струилось от самого Кейдана. Он исчезал в полете мыслей автора, не замечая пролетающего времени. Читая несколько рассказов, он, не дочитывая книгу брал новую, пытаясь изучить как можно больше работ. Так его погружения в доступный мир четвертого этажа успело коснуться почти всех полок. Хватая самых ярких представителей с каждого шкафа, Кейдан поверхностно изучал содержимое книги. Если первый взгляд на нее утягивал внимания, то шкаф откуда был взят экземпляр изучался более подробно. Выбор книги, после определения, что на полках перед ним лежит нечто интересное, заключался в первую очередь из внешней оболочки, а уже потом из содержания внутри. Более пестрые обложки притягивали внимания, а более пестрое содержание удерживало его на месте. Названия же почти никак не влияли на выбор прочтения, ибо звучали весьма сумбурно. Выбрав для себя подходящую книгу, Кейдан пускался в прочтения. Не находя в отдельных экземплярах ничего интересного, он бросал их и переключал внимания на более привлекательных представителей литературы.
Начав свое похождения по четвёртому этажу с книг одного автора, Кейдан, читая его работы, был не в силах оторвать от них внимания. Он растворился в творчестве безымянного автора, находя попутно невидимую нить, связывающую произведения со своим читателем. Он поглощал рассказ за рассказом, коих в книге нашлось более десятка. Прочитав больше половины из них, Кейдан обнаружил некую тенденцию, заключающуюся в оживление мыслей, некогда наполняющих голову. Его собственные мысли использовались автором для создания увлекательной структуры, подходящей для единственного читателя, с упоением поглощающего рассказы. Все сюжеты, все их перипетии, все детали и наполнения отдельных эпизодов, вели персонажей туда, куда в далеком прошлом мысли Кейдана вели его самого. Все переживания и выливающиеся из этого вердикты, обращенные на сущность человека, обозначали мнения Кейдана о своем сородиче. Он не верил в людей, не верил в их эмоции, не верил в их желания и стремления. Для него это были лишь непроглядно черные существа, внутри которых билось тоже сердце, что и в нем самом. Он ненавидел людей, но в будущем изменил свое мнения на более нейтральное. Всё благодаря своей работе, ибо в основе её преследуемого результата, было желания помочь людям избавиться от гнета сна, забирающего слишком много от короткого периода жизни человека. Гнетущий полет мыслей оставил молодую голову, нашедшую себе занятие. Они более не возникали, ибо Кейдан свел свое существования в одиночество, избегая по максимуму контактов с людьми. Он пустился на поля изучения, не давая этим мыслям вновь возникать. Но они не исчезли, как и многое забытое давно, они нашли способ сохранить себя в глубинах сознания, породившего их. Они укрылись на листах бумаги, запечатлев себя через руку автора, коим могло выступать подсознания Кейдана, или что-то неизведанное, что-то не имеющие имени, но имеющие право создавать.
Оставив позади книги за авторством неизведанного, вдохновляющегося мыслями Кейдана, он отправился изучать оставшиеся полки. Их содержимое представляло собой разные варианты литературы, от художественной до научной. В одних книгах были рассказы, касающиеся разных персонажей, разных миров и разных сюжетов. Многие из них были весьма впечатляюще написаны и могли на долгое время затянуть в беспросветный коридор, выход из которого лежал исключительно в конце прочтения. Кейдан, оценивая качество написанного, стал замечать, что некая сила, доступная лишь нескольким известным авторам, влекла его вновь вернуться к прочтению тех историй, пропитанных собственными мыслями. Его влекло вернуться, но жажда изучать помогала бороться с этими позывами.