Мне было тогда пять лет.
Эту телеграмму я придумал, когда еще не умел писать. Точно не знаю, когда, но, скорее всего, лет в шесть или семь — в школу я пошел с восьми.
Наблюдая за взрослыми и своими ровесниками, я пришел к печальному выводу: все дети умны, все взрослые глупы. Следовательно, ум — это свойство, которое человек, взрослея, теряет. Значит, когда я вырасту, я стану таким же глупым, как все взрослые.
У меня были доказательства. Во-первых, моя мама была очень глупа. Если бы она была умной, никогда не стала бы бить меня за то, что какой-то Юрка ударил меня ружьем по голове. Во-вторых, она иногда неделями не разговаривала с отцом, только при мне притворяясь, что разговаривает. Но как она с ним разговаривала! Ледяным тоном, коротко, отрывисто. И она думала, что я ничего не замечаю. Может, она вообще не думала?
В-третьих, я знал, почему они ссорились. Потому что мне рассказал об этом Витька, сын Анисьи, отец которого погиб на фронте. Он сказал мне, что мой отец бабник, а моей матери это не нравится. И я подумал: если ей это не нравится, зачем она с ним? Я бы ушел. Или привык бы и не ссорился. Отец, в общем-то, не был глупым. Но и он был все-таки глупым, потому что вел себя по-глупому. Даже я, ребенок, не боялся мамы. Даже после того, как она меня выпорола. И даже запорола бы до смерти, если бы отец за меня не всту- пился. Мой отец был умным и смелым, но рядом с мамой он был глупым и трусливым. Следовательно, ему надо было уйти. От нее и от меня. Обязательно надо было уйти.
Стоило ли говорить о других взрослых? Уж они-то, точно, были глупее моих родителей.
Поэтому я и решил сочинить телеграмму, чтобы отправить ее себе, глупому взрослому — ведь я же поглупею, когда стану взрослым. Я сочинил ее и долго затверживал — надо было запомнить ее так, чтобы она не потерялась по дороге к взрослости. Вот эта телеграмма. Я помню каждое слово и все пункты.
Я никогда не женюсь.
Я никогда ничего не буду делать только ради денег. Я буду писателем.
Я никогда никого не буду бить. Я буду справедливым.
Я не буду бабником.
Я никогда не уеду из тундры.
Телеграмма нуждается в пояснениях.
Первый пункт: я подумал, что по отдельности и мама, и папа были очень хорошие люди, но живя вместе, они мешали друг другу быть самими собой. Может, я и не такими словами думал, но смысл был такой.
Второй пункт: я видел, как некоторые взрослые стремились заработать. Они и о своих детях думали так, чтобы те получили денежную специальность. Так, зоотехник станции Олег Викторович писал кандидатскую диссертацию и готовился к экзаменам, «вылезая из кожи» (мамины слова). У него была слабая подготовка по специальности. Насколько я понял, он был ограниченным человеком. Он не играл с детьми, не выходил к гостям, если к ним приходил кто-нибудь — писал или зубрил. Кажется, все-таки защитился и стал кандидатом наук.
Директор совхоза Чупров экономил на своих рабочих, даже дрова для школы привозил мой отец. И все это чтобы положить побольше денег в свой карман.
Анисья мечтала, чтобы Витька стал зубным врачом — всегда будет при деньгах.
Мой отец и моя мама были другими, и я хотел быть как они. По отношению к деньгам, конечно.
Пункт третий: жизнь проходила, не оставляя никаких следов, а это неправильно. Я буду тем, кто напишет о белых летних ночах и зимней тьме, о буранах и морозах, об оленях и тундровых волках, о людях, о нашей реке, о хальмере — обо всем, чего касался мой ум.
Пункт четвертый: здесь все понятно без пояснений.
Пункт пятый: я считал справедливость главным понятием в мире.
Пункт шестой: я полюблю только одну женщину.
Пункт седьмой: я любил тундру и знал, что не смогу жить без ее пространств, без этой реки, без оленей, без северного сияния. Я не мечтал о тепле, о длинном лете и короткой зиме. Я был полон терпения, как наполнена была им тундра. Я был воспитан тундрой и знал, что она меня любила так же сильно и безоглядно, как я ее.
Тогда, в Нумгах, я еще не знал, кем я был для мамы. Понимание пришло позднее. А тогда — только факты, только эпизоды, смысла которых я не понимал.