— Теперь не удерут! Баста!
Зорин кивнул, соглашаясь, и тихо спросил:
— А остальные?.. Жалко ведь?
Все удрученно молчали. Зорин опустился на землю, закурил. Спичка подрагивала в его пальцах.
— Жалко, черт… Особенно того, игреневого. Помните?..
— Да, красавец был, — отозвался кто-то. — Он бы косяк здесь водил, потомство бы дал крепкое. Жаль…
Уже не было видно земли. Вокруг, качаясь, проходили одна за другой пенные волны. Солнце тускло поблескивало на стылой тяжелой воде. Игреневый кулан плыл из последних сил, задыхаясь, он запрокидывал голову, когда волны били его в грудь. Глаза его стекленели от усталости, страха и отчаяния. Тело уже налилось холодом, мышцы сжались, истерзанные судорогой. Наконец волна захлестнула кулана, ударила его в бок, стремительно понесла куда-то в сторону, вниз, и небо, солнце, соленый воздух, наполнявший легкие колкой болью, — все исчезло…
…Первое, что он увидел, открыв глаза, — солнце. Уже мутное багровое, оно медленно тонуло в штилевом море. День иссякал. Кулан лежал на боку, прижавшись мордой к холодному береговому песку, и сквозь прерывистое сознание чуял, как в его теле вновь теплеет и крепнет жизнь. Рядом лежал куст с корявыми корнями. Вялый прибой ворошил его истрепанную, пожухлую от горькой воды крону.
Кулан медленно оглядел куст и решил встать. Он напрягся, опираясь на передние ноги, но лишь дрогнул телом и опять бессильно распластался на берегу.
Ночью он второй раз поднял голову. И вдруг ясно почуял знакомый сладкий запах степи… Кулан лизнул шершавым опухшим языком горько-соленый берег, шумно всхрапнул и встал. Далеко-далеко перед ним, за чередой горбатых холмов, светлело у земли небо — там нарождался новый день. Кулан неторопливо повернул голову, долго смотрел на море, туда, где вяло дыбились покатые волны, и медленно, еще выдавая каждым шагом смертельную усталость, двинулся на восток. Ветер нес ему навстречу аромат родной степи.
Несколько дней он провел на злаковых пастбищах, чувствуя, как в нем нарастает неукротимая сила, как ноги становятся тугими и легкими. Сухой степной ветер, в котором уже не было соленой сырости, ласково обтекал тело, зализывал верхушки барханов, покачивал миражи… Кулан часто останавливался, подолгу смотрел на горизонт, зорко перебирая взглядом каждый кустик, каждый бугорок, и опускал голову, не увидев ничего, кроме родной степи…
На рассвете следующего дня он заметил куланов. Они паслись, двигаясь к нему равнодушно и холодно. Кулан заволновался, нетерпеливо кинулся навстречу чужому косяку. Самки выжидающе застыли при виде игреневого, а вожак косяка — старый, весь в шрамах от схваток, в которых ему приходилось отстаивать право на первенство в этом косяке, — как опытный боец, сразу сошел на игреневого и больно ударил его — сначала головой, а потом несколько раз копытами. Игреневый был красив, силен, редкой масти, но был он чужим для этого косяка, и кулан отступил, повернулся и побрел прочь — в степь.
Ночью ветер окреп и принес к нему запах моря. Кулан напрягся, стараясь уловить и запах родного косяка, но ветер был чистый, морской, и в нем не было ничего, кроме запаха соли и тины.
Еще неделю бродил он по степи, а когда игреневый вновь увидел чужой косяк, он ударил копытом сухую горячую землю и понесся туда, откуда ночью ветер принес в степь запах моря.
Степь была горяча и безмолвна, только совсем редко где-то пронзительно покрикивала какая-то птица, и этот звук был как вскрик только что народившегося существа. Кулан несся легким наметом, рассекая грудью степной воздух.
Еще издалека он заметил, как, пересекая ему путь, мчится табунок джейранов. Кулан внутренне напрягся, увидев, что джейраны очень напуганы и бегут в жутком страхе. Он не сбавил хода, но мгновенно насторожился, напряг зрение и тотчас увидел волка. И волк, гнавший джейранов скорее из сытого озорства, тоже заметил игреневого.
Волк остановился, сразу потеряв интерес к взбалмошным джейранам, и уставился на кулана. Волк не привык видеть в это время одинокого кулана, в котором он сразу узнал вожака табуна, и потому сначала удивился, а потом сразу же присел, оскалился, решив, что кулан одинок, потому что болен, и может стать легкой добычей.
Кулан все понял, ударил копытом, властно и угрожающе повел головой. Волк молниеносно отпрыгнул подальше, зная силу копыт куланов и поняв, что он ошибся. Некоторое время они стояли поодаль друг от друга, не шевелясь, напряженно следя друг за другом, первым принял решение кулан, он стремительно развернулся и, косясь на волка, понесся галопом дальше. Волк порысил следом, вывалив красный язык, с которого на песок скрапывала слюна. Кулан бежал ровно, легко, словно позади не было врага, но каким-то особым чутьем он чувствовал, понимал волка и не давал ему приблизиться.