Дитмар, ведущий военный комментатор, лучше других знакомый с мнением немецкого генералитета, сказал, что Жукова считали выдающейся личностью. Конев, хороший тактик, тоже был неплох, хотя и ниже по уровню. «В ходе войны русские установили чрезвычайно высокий стандарт командира от высшего до низшего уровня. Отличительной чертой их офицеров была готовность учиться». Далее он добавил, что русские, в отличие от немцев, обладали значительным перевесом в силе и могли позволить себе делать ошибки.
Другие военачальники, особенно воевавшие на северном участке фронта, подвергли сомнению этот вердикт. Как правило, они высоко оценивали высших и низших офицеров, но среднее звено считали ненадежным. Высшее руководство у русских занимали люди, доказавшие свои профессиональные качества и получившие право принимать самостоятельные решения и отстаивать свое мнение. На низших ступенях лестницы находились младшие офицеры, которые в своей ограниченной сфере проявляли хорошую выучку и тактическую смекалку: некомпетентные там долго не задерживались, становясь очередной жертвой вражеской пули или снаряда, — но средние командиры, больше чем в других армиях, были подвержены влиянию других факторов. Не угодить своему начальству они боялись больше, чем встретиться с врагом.
В этой связи один из немецких командиров на Северном фронте сделал любопытное наблюдение: «Если была организована мобильная оборона, то атаки русских обычно можно было не слишком опасаться. Они всегда отличались поистине бычьим упорством, шли в атаку снова и снова. Дело в том, что их командиры постоянно жили в страхе показаться недостаточно целеустремленными, если прекратят наступление».
В ответ на мой вопрос, каковы были основные качества русских солдат, Дитмар дал довольно любопытный ответ: «Первым я бы назвал безразличие к своей судьбе — это было нечто большее, чем фатализм. Конечно, они не были вовсе бесчувственными, когда положение складывалось для них не лучшим образом, но обычно на них было трудно произвести впечатление. Этим они отличались от солдат других стран. За период моего командования на финском фронте русские лишь однажды сдались моим войскам. Благодаря такому необычайному упорству русских очень трудно завоевать, но оно же было и их основным недостатком; в начале войны они часто попадали в окружение именно из-за своего упорства».
Дитмар добавил: «Позже Гитлер отдал ряд приказов, попытавшись привить те же психологические качества и в немецкой армии. Мы старались копировать русских в этом отношении, а русские копировали нас — особенно успешно в области тактики. Русские могли позволить себе воспитывать солдат в подобном духе, ведь потери значили для них не так много. Людей приучали просто выполнять, что им говорят».
Такая привычка слепо выполнять приказы иногда мешала русским проявить свою склонность к тактике и делала их беззащитными перед неожиданным поворотом событий. Типпельскирх, например, заметил: «Было нетрудно разрушить их планы, потому что планы эти бывали чересчур строгими. Им требовалось много времени на то, чтобы их изменить, особенно уже во время операции. По своему опыту я знаю, что атаку русских всегда можно было остановить решительным контрнаступлением, даже без численного преимущества, если начать его сразу же, только потому, что русские оказывались застигнутыми врасплох. На русских оказывает большое впечатление сильное или энергичное сопротивление; если же они осознают собственное превосходство, то сами становятся более смелыми и решительными. При угрозе они стремятся скрыться, найти безопасное место, как это делают дикие животные. Наверное, поэтому, несмотря на хорошую технику, воздушные силы для них всегда были слабым звеном. Военно-воздушные силы по своей природе откровенно агрессивны, а это не согласуется с характером русских. Но одолеть их могут только хорошо подготовленные войска с высоким боевым духом, железными нервами и превосходными командирами. Такие войска могут быть и малочисленными».
Блюментритт, любивший философские и исторические беседы на подобные темы, поделился со мной своими впечатлениями, полученными за более продолжительный промежуток времени, начиная с Первой мировой войны.
«В 1914–1918 годах, будучи лейтенантом, я после короткой стычки с французами и бельгийцами в Намюре в августе 1914-го два года сражался против русских. Уже после первой атаки здесь мы поняли, что нам противостоят совершенно другие солдаты, нежели французы или бельгийцы. Их почти не видно, они хорошо укрылись в своих окопах и настроены весьма решительно! Мы несли большие потери.