— Доброе утро. Как спал?
— Отлично. Когда рыба есть, хорошо спится. А ты?
— Нормально… Что ночью ловили?
— Все то же, тресочка. По четыре-пять тонн за подъем.
— А я трал протер…
— Четыреста сорок пятый. Двести пятьдесят второму. Прием.
— Слушает Четыреста сорок пятый.
— Что подняли?
— Две тоннишки, две, как поняли, прием.
— Что сейчас делаете?
— Забегаем на ветер, забегаем…
— Что имеете за кормой?
— Показания вроде неплохие. Еще с полчасика пробежим и будем спускать трал на ветер. А у вас?
— Протерли трал, протерли… Чинимся.
— Ясно, понял. До связи.
И у нас протертов навалом… Это происходит, когда в начале траления вдруг «поймаешь» в трал обломок скалы. Он перемещается в куток, ты волокешь его по каменистому грунту, и что происходит тогда с «веревками», когда они оказываются между двух камней, объяснять уже не требуется.
— Два БМРТ, два БМРТ! Кто там идет по правому нашему борту с ходовыми огнями курсом зюйд-ост?
— «Хабаровск» перебегает, «Хабаровск»… Мешаем вам, что ли?
— «Хабаровск», ответь «Восходу».
— Слушаю тебя, Витя.
— Добрый вечер, Володя. Как жизнь?
— Твоими молитвами, дорогой. Что имеешь?
— Нижнюю пласть оторвало… Две тонны, правда, вынул.
— Если хочешь жить спокойно, но иметь мало рыбы — возьми поглубже. Хочешь рыбу — иди помельче, но будешь постоянно рваться…
— Как в сказке, да? Пойдешь налево — голову потеряешь, направо…
— Уж такая у нас планида, Витя, рыбацкая наша звезда, мать… А мы забегаем… Сейчас буду спускать. Ну будь. До связи.
— А я подскочу к иностранцам, что-то они неспроста все сбились западнее, поближе к свалу. Пойду, Володя… До связи.
Как-то в первом часу ночи я просматривал судовой журнал. На смене вахт определились по системе «Лоран» и нанесли точку: 56°33′ нордовой широты и 58°19′ вестовой долготы… Вдруг из динамика радиотелефона раздался вопль:
— Люди! Где вы?
Взял трубку.
— Четыреста сорок пятый слышит глас вопиющего в пустыне… Кто это?
— Привет, Володя! — кричит в эфире жизнерадостный голос. — Доброй ночи!
Ага, это моего второго штурмана. Видимо, однокашник. Передаю Евсееву трубку.
— Ты чего кричишь, Виктор Сергеевич, — вполголоса говорит он. — У меня тут мастер в рубке…
— И чего ему не спится, старому козлу? Или думает, что он своим видом треску…
Мне так и не узнать, что я смогу поделать с треской своим видом. Смущенный штурман с треском отключает радиостанцию, кладет трубку, поворачивается и видит только спину капитана, уходящего в свои покои.
Капитанов тоже терзает зуд остроумия. Уж это, на мой взгляд, им вовсе ни к чему. Ладно уж салага-штурман вякнет что-нибудь ночью от великой тоски по дому. Его и услышат такие же пацаны да еще рулевые. А капитаны острят днем, их слышит весь флот.
Особенно изощряется мастер с 247-го, фамилия у него Топор, но все называют капитана Топор. Любит поболтать в эфир и Анатолий Маркович Гончаров. Вот образец их юмора. Спрашивают Топора: сколько поднял? Семь тонн, отвечает. И манерничает при этом: «Удивляюсь, как это мне посчастливилось. Придется давать РДО в Мурманск, пусть там пляшут от радости».
Мой старпом определил этих остряков одним словом. «Колуны», — сказал он и сплюнул в сердцах.
Однажды я не выдержал, мальчишеское озорство взяло верх, включился в радиохохму.
Перед обедом динамик завопил:
— Кто поднял десять тонн? Ответьте «Некрасову»!
И тут я безымянно подыграл. Вступил в разговор:
— Не десять, а двенадцать…
Мгновенно в эфире воцаряется тишина. Разом прекращаются все разговоры, капитаны и штурманы внимательно слушают.
— Так кто же? — восклицает «Некрасов».
Молчание. Удачливый рыбак не отвечает, наверно, не слышит.
Я молчу тоже, мне становится неловко за розыгрыш целой флотилии, но ведь кто-то же поднял эти десять тонн? Значит, рыба есть, надо только поискать ее как следует… И вновь оживает эфир. Корабли спрашивают друг у друга, сколько травили ваеров, на каких глубинах прошли, какими курсами, что в улове, нет ли поблизости льдов, словом, на разные голоса заговорил его Величество Промысел…
И рыба действительно заловилась. Теперь все спрашивают: где 445-й? Он вроде хорошо ловит. Еще бы! За половину суток мы поймали более сорока тонн, последний трал в двенадцать тонн отличной филейной трески. И опять возникли проблемы… У нас всегда так. Мало рыбы — проблема. Много наловили — еще больше проблем.
Рыба идет крупная, и вся такая, без мелочи. А на палубе мороз, минус пятнадцать… Надо срочно бросать всю добычу на «колодку», то есть делать треску шкеренную, без головы. А есть еще ГОСТ, ему плевать на особые наши условия. Он требует: на «колодку» должна идти треска не более килограмма весом. А у нас ловятся трещи́ны по три-четыре кило. Конечно, сам бог велел, не токмо госстандарт, делать из такой рыбы филе. А вот машины с таким количеством рыбы не справляются, вручную филе много не наделаешь, а рыба на палубе тем временем замерзает. Что же делать? Не ловить пока вообще? Или ловить поменьше?