Овцы паслись одни. Ни людей, ни собак не было.
До наступления темноты капитану и Денисову стало ясно, что остров необитаем. Здесь жили только овцы. Их оставляли жители более крупных островов и лишь изредка наведывались на пастбище в центральной части необитаемого острова, где были добрые зеленые корма и вода, а вокруг надежная изгородь — море.
В одном из холмов образовался провал — пещера. Рядом стояло строение с навесом, его-то они и приняли за сарай. Здесь овцы укрывались на ночь. Пещера была сухой и просторной. Овцы потеснились, желтыми глазами разглядывая пришельцев. Измученные люди быстро уснули, а ночью разбудил их шторм.
— Не спите, капитан? — шепнул Денисов, и рука его ощупала капитана. — Тепло здесь…
— Овцы надышали, — откликнулся капитан.
— Снилось, будто в машине на вахте стою…
— На вахте, — отозвался капитан, — стоишь на вахте…
— Стою и думаю, когда придет Вася Мухачев, а я кемарить отвалю. Только на самом-то деле ведь я его шел сменять…
Денисов замолчал. Снаружи доносились штормовые голоса, а здесь, в пещере, слышались шорохи заполнивших пещеру, невидимых в темноте овец.
— Торчу себе в машинном отделении и думаю, что́ Петрович к ужину приготовит. Хорошо он поварил, Колючин… Где еду найдем, капитан?
— Утром поищем, может, запасы кто оставил, и люди на острове бывают, кто подъедет, может. Ты спи, Денисов, отдыхай пока…
Шторм не затихал четверо суток. По утрам овцы гуськом покидали убежище и спускались в долину, закрытую от ветра. Люди потянулись было за ними, но овечья пища для них — увы — не годилась.
Покрытое длинными прядями пены море ударяло грязными волнами в берег, и брызги раз и навсегда, казалось, повисли на границе хляби и тверди.
Капитан думал о своем корабле, об исчезнувшем экипаже, думал о многом другом и прислушивался к неясному бормотанию моториста Денисова, составлявшего теперь всю его «команду».
Их мучил голод. На пятые сутки во время очередных поисков капитан вдруг с ужасом почувствовал, как вздыбилась земля, зашатались и рухнули скалы. Он очнулся и увидел, что сидит в траве. Денисов ушел вперед, часто наклоняясь: разыскивал в земле коренья.
После шторма на берегу осталась малая живность, и это поддержало людей. Денисов нашел двух крабов, клочки водорослей, капитан поймал в камнях с пяток колючих рыбешек и бурую камбалу с ладонь.
— Огня бы, — сказал Денисов. — От штуки вон той нельзя прикурить?
Он показал рукой в сторону мыса, где на камне треножилась мигалка.
— Можно, если стекло фонаря разобьем, — сказал капитан, — тогда и огонь погаснет… Понимаешь?
— Хоть бы кто-нибудь мимо прошел… Посудина какая… Что ж сюда не являются? На остров? Ведь долго нам не продержаться…
— Не надо, Денисов, скоро уже…
— Сдохнем скоро, да?
Моторист отвернулся, постоял, подняв руки к лицу, и побежал в глубь острова.
Жалкие дары моря лишь усилили голод. Ночью, пытаясь уснуть, капитан потуже затягивался ремнем.
Затихали в пещере овцы. Постепенно сторожкий сон пригасил сознание капитана. Рваные тени образов сплетались в неясную картину, и капитан силился постигнуть смысл того, что проплывало перед ним. Роились знакомые лица, бесстрастные портреты, он узнавал их — оставались в памяти легкие зарубки, двигалась цепочка увиденных в разное время людей, вот и пришла очередь за теми, кто был с капитаном на корабле, он отсчитывал их, странный конвейер остановился, капитан вдруг увидел Денисова и чье-то лицо за ним, неразличимое еще, и с ужасом подумал, что сейчас узнает в нем себя самого.
Он почувствовал удушье, поднял руки к горлу, сон отлетел, и капитан ощутил на горле чужие руки.
— Хр-р-р, ч-черт! — прохрипел капитан, окончательно просыпаясь и сбрасывая навалившегося на него моториста. — Сдурел, Денисов?
Денисов не отвечал. Он был где-то рядом, невидимое существо, и тоненько всхлипывал.
— Опомнись, парень, — сказал в темноту капитан, потирая горло, — возьми себя в руки, почудилось тебе…
До утра капитан уже не заснул, а что делал Денисов — не знал. Овцы стали выбираться в долину, и люди вышли следом, боясь встретиться друг с другом глазами.
Когда последние животные покинули загон, Денисов хрипло рассмеялся и схватил капитана за плечо.
— Дурак! Дурак! — хохотал Денисов. — Дурак!
Капитан дернул плечом.
«Начинается, — подумал он. — Спятил «мотыль»[2]…
— Я дурак! Ты дурак! Мы дураки!
— Замолчи! — крикнул капитан, и Денисов мгновенно смолк.