Когда подошли к Нгеи, совсем стемнело. Луи, разжигая костер, заметил: «В этой реке водятся сирены. У них голова и туловище, как у человека. Но туловище оканчивается хвостом, как у рыбы или как у змеи. Сирены имеют трехцветную окраску: красную, желтую и зеленую. Если сирена поднимается, в небе возникает радуга. Я все это видел сам».
К тому времени я стал уже «бывалым конголезцем». Теперь меня, как говорится, на мякине не проведешь. Я ему, естественно, не поверил.
Подоспел ужин. Франсуа подал нам мясо ящера, запеченное на углях. Мясо очень вкусное, напоминало по вкусу мясо дикой свиньи. После мяса мы с наслаждением пили крепкий, пахнущий дымом чай.
Готовя на траве постель, мы с Сунатом заметили вокруг нас много сверкающих точек, пятен и целых полос. Исходившее с земли сияние было схоже со светом светлячков. Направили на одну из полос электрический фонарь и увидели сухие листья и веточки с белым налетом. Они-то и сверкали. Не оставалось сомнения, здесь поселились светящиеся бактерии. В процессе жизнедеятельности некоторые бактерии выделяют вещества, которые, соединяясь с кислородом воздуха, дают яркое излучение. «Наши» бактерии излучали фосфорический свет. Существуют бактерии и других окрасок — красные, желтые и фиолетовые. Все они, я знал об этом раньше, не болезнетворные. Поэтому мы спокойно расположились на мягких светящихся листьях.
Скрежетала перекатываемая рекой галька, квакали лягушки, пели птицы, трещал костер, отбрасывая причудливые блики на наш полог. Наша постель оказалась неровной, бугристой, но мы быстро заснули крепким сном.
Утро приветствовало нас таким разнообразием звуков, что разобраться в том, кто их издавал, не было никакой возможности. Слышались плач ребенка и дикое протяжное завывание, до слуха долетали какие-то стоны и храпение спящего человека, перемежаемое всевозможными переливами…
Во время завтрака на берегу реки к нам пожаловали пчелы, много пчел. Они садились на сахар, на сгущенное молоко и, пожалуй, больше всего на обыкновенную соль. Выходит, что пчелы любят не только сладкое, но и соленое!
Две ночи и один день провели мы на Нгеи. Осмотрели реку, отобрали из нее шлиховые пробы, выбрали место для будущего лагеря. И хотя в шлихах пиропа не оказалось, Луи заверил, что в этой реке обязательно найдем алмазы. Такие же надежды были и у меня.
Двинулись в обратный путь. Луи, я, Сунат и Франсуа вышли пораньше, рабочие несколько задержались с упаковкой груза. Пройдя около 1 км по знакомой тропе, внезапно услышали дикие вопли Франсуа, шедшего позади. Он пулей пронесся мимо меня с возгласами: «гэп, гэп». Луи, не поняв быстро произнесенных слов, стал лихорадочно перезаряжать ружье — с дроби на пули, подумав, что на Франсуа напала горилла. Я тоже вначале не понял, что случилось, и кинулся бежать за Франсуа, чтобы быть подальше от опасного места, и тут в мою шею вонзилось что-то острое, вызвав нестерпимую боль. «Осы», — подумал я, ускоряя бег. Пробежав метров 50 и не чувствуя больше укусов, мы остановились, чтобы успокоить бешено колотившиеся сердца. Осы покусали Франсуа и меня. Луи и Суната не тронули.
Продолжаем путь. На тропе видны свежие царапины.
— Пантера расцарапала, — поясняет Луи. — Она здесь помочилась, а потом расцарапала землю, — добавил он.
Шагах в 10 от этого места на тропе валяются какие-то зеленые комочки.
— Здесь пантеру вырвало, — сообщает Луи. — Она давно не ела мяса, поела листьев, вот ее и вырвало.
Пройдя еще несколько километров, мы услышали возглас Луи: «Смотрите, вон лягушка-чудесница». И он показал пальцем на сухие, слегка пожелтевшие листья. Внимательно смотрю на то место, куда показывает Луи, но никакой лягушки на вижу. Валяются листья, и только. Вдруг один лист зашевелился. Теперь вижу, что лист прилип к лягушачьей спине. Подхожу к лягушке и пытаюсь смахнуть его геологическим молотком, не выходит. «Сильно приклеился», — мелькнуло в голове. И только когда рассмотрел лягушку повнимательнее, ахнул от удивления: ее спина по форме и окраске была точной копией пожелтевшего листа. Листа, совершенно неотличимого от упавших с деревьев. Мимезия[14] у лягушки-чудесницы (так называют ее конголезцы) достигла совершенства. Но оказывается, помимо лягушки-листа, в природе есть рыба-лист. Она обитает в бассейне Амазонки и так названа за сходство с бурым прелым листом. Форма и окраска этой рыбки позволяют ей успешно скрываться среди таких листьев. Даже поведение рыбки способствует этому.
Над дном, усыпанным бурой прошлогодней листвой, она плавает… на боку. И на фоне листьев ее трудно заметить. Если ее кто-либо напугает, она не бросается на глубину, как остальные рыбы, а, растопырив плавники, опускается на дно, кружась подобно листочку. Свою покровительственную окраску рыба-лист успешно использует не только для защиты от врагов, но и для охоты. «Прелый лист» скользит к стае мальков, а потом с силой втягивает воду в рот. Рот у этой рыбки огромный, раздвигается в трубу, равную трети тела. И несколько мальков оказывается во рту рыбы-листа. Не меньшее удивление вызывают и некоторые бабочки, по своей форме в сидячем положении сходные с чуть потемневшим листом. У них даже жилки есть точь-в-точь, как у листа. Такая бабочка подвешивается на ветке дерева или кустарника и в миг становится «листиком», неотличимым от других.
— Почему эта лягушка считается чудесницей? — спросил я Луи.
— В народе существует поверье, что человек, обладающий лягушкой-амулетом, будет избавлен от болезней, укуса змей и нападения зверей.
В тот день все сильно устали. Не доходя километров двух до лагеря, Виктор Тсиба остановился и стал раскапывать зачем-то термитник. Смотрим, достает из него две пригоршни орехов кола и дает каждому по штуке, чтобы подкрепить силы. «Холодильник пигмеев, — сказал Виктор, показывая на термитник. — Орехи в нем хорошо сохраняются длительное время»[15]. Орехи дерева кола не очень приятны на вкус, но удивительно быстро снимают усталость.
Вблизи лагеря из безразличного состояния меня вывел крик Тсиба: «Внимание, месье». Я остановился и увидел перед собой на тропе змею — тонкую и длинную, напоминающую казахстанскую окжилан, змею-стрелу. Виктор чуть не наступил на нее босыми ногами, но вовремя перепрыгнул, предупредив меня. Теперь он спокойно прикончил ее и швырнул в кусты.
Последние дни на Бисеме
Середина сентября. Деревья сбрасывают листья. Их много, желтовато-зеленых, под ногами, на палатке, на раскладном столе… Но пора увядания как-то не радовала глаз. Да и можно ли это назвать увяданием? Лес в общем оставался таким же. То ли дело наш лес, он словно живой. Действительно по-настоящему увядает осенью, а зимой погружается в спячку; спит себе, как косолапый в берлоге… Он пробуждается весной, благоухает летом и снова увядает осенью. Он то наполнен птичьим многоголосьем, то многие дни стоит притихший, словно все его обитатели вымерли. Нет, в таком лесу не заскучаешь в любое время года.
А тут среди чужих листьев на меня напала грусть, тоска по родине, по родной природе. Вспомнился осенний подмосковный лес, щедро осыпанный листьями-самоцветами. Пламенеют посыпанные рубиновой крошкой листья кленов, сверкают червонным золотом листья дубов и берез, радуют глаз малахитовые ветки елей. И здесь, в джунглях, мне захотелось прислониться к березке, подышать смолистым сосновым воздухом.
Лагерь в этот воскресный день гудел, словно растревоженный улей: слышались говор, смех, женский визг, треск горящих поленьев, музыка транзисторов. Все, кроме охотников, дома. Уйти некуда.
Во второй половине дня загрохотал гром. Обитатели лагеря, особенно женщины, стали громко кричать, указывая руками на небо. Они боялись ливня. Тогда Луи сказал: «Успокойтесь, дождя не будет. Дождливый сезон начнется еще не скоро, потому что с больших деревьев листья не начали падать». Он оказался прав. Дождя не было.
Когда стало темнеть, в лагерь прибыл Сластушенский. Георгий Михайлович сильно устал, лицо его было бледно. И было от чего: в этот день он отмахал с полевой сумкой и ружьем за спиной более 35 км по пересеченной местности, а ведь ему перевалило за 50. Не каждый и помоложе сумеет одолеть такое расстояние за один день в условиях очень высокой влажности. Я был несказанно рад приходу Георгия Михайловича, принесшего новости о наших советских коллегах, письма от родных и знакомых, газеты и журналы. За последние дни мы не имели радиосвязи с Пуэнт-Нуаром, так как радиостанцию оставили на Бикелеле.
15
На севере Замбии термитники, покинутые термитами, служат для местных жителей своеобразными амбарами. Они хранят в них домашний скарб и зерно.