Весь воздух был наполнен мигающими синеватыми искрами. Это были светлячки. Свет, испускаемый ими, был прерывистый и длился каждый раз не более одной секунды. Следя за одной такой искрой, можно было проследить полет каждого отдельного насекомого. Светлячки эти появляются не сразу, а постепенно, поодиночке. Рассказывают, что переселенцы из России, увидев впервые такой мигающий свет, стреляли в него из ружья и в страхе убегали. Теперь это не были одиночные насекомые — их было тысячи тысяч, миллионы. Они летали в траве, низко над землей, реяли в кустах и носились вверху над деревьями. Мигали насекомые, мерцали и звезды. Это была какая-то пляска света.
Вдруг вспыхнула яркая молния и разом озарила всю землю. Огромный метеор с длинным хвостом пронесся по небу. Через мгновение болид рассыпался на тысячу искр и упал где-то за горами. Свет погас. Как по мановению волшебного жезла исчезли фосфоресцирующие насекомые. Прошло минуты две, три, и вдруг в кустах вспыхнул один огонек, за ним другой, десятый, и еще через полминуты в воздухе закружились тысячами искры».
Жители тропической Африки нередко используют жуков-светлячков вместо фонаря — для освещения дороги в лесных дебрях. Для этого светлячков привязывают к лодыжкам ног или же несут в марлевом мешочке. А женщины прикалывают жучков-светлячков к волосам… вместо украшений.
А вот в Коста-Рике обитает сильно светящийся жук какуюс. Его сажают в стеклянный флакон, и фонарь готов. Эта «живая лампочка» светит достаточно долго и ярко; при ее свете вполне можно читать. А местные модницы составляют из них очень эффектные бусы и ожерелья, сверкающие, как алмазы.
Глядя на светлячков, вспомнил Крым, где студентом проходил геологическую практику. И вот перед моими глазами летают не эти чужие светлячки, а наши. Мы тогда радовались, как дети, когда ловили их в теплые летние вечера, испытывали удовольствие от общения с красочной крымской природой— ведь многие из нас впервые попали в этот необычный мир. Мы были горды от сознания того, что выбрали такую увлекательную профессию и что нам в жизни предстоит еще увидеть немало интересных уголков на Земле…
…Утром снова в путь! Утренний воздух джунглей бодрит. Перешагиваем через корни, с трудом перелезаем через деревья-великаны. На тропе лежат, свернувшись спиралью, черные, с синеватым оттенком тысяченожки размером с бублик, валяются плоды. Над нами так низко нависают ветки деревьев, что приходится сильно наклоняться, чтобы не удариться головой о сук или не повредить глаз. Лишь над заброшенными хижинами, какие встречаются иногда на пути, можно увидеть небо.
Приблизительно через 4 км пути подошли к заброшенному лагерю. Сели под навес передохнуть и вскоре почувствовали, как нас облепили какие-то насекомые. Присмотревшись, ахнули: это были настоящие блохи. Подошли конголезцы и стали помогать нам их вылавливать. Один из них заметил: «Нас блохи нс трогают. Почему же они набросились на вас?»
Около лагеря много ярких цветов, по которым, собирая нектар, ползали огромные черные пчелы, размером с нашего навозного жука. Конголезцы говорили, что укус такой пчелы очень болезненный. Нам вовсе нс хотелось испытывать судьбу, и мы благоразумно отошли в сторону.
Продолжаем путь. Вдруг слышим испуганные крики впереди идущих рабочих: «Фурми, фурми, боку!» («Муравьи, муравьи, много!») Осматриваемся. Муравьи заняли несколько метров тропы, которые надо форсировать. Рабочие уже бегут. Муравьи с остервенением кусают их за голые ноги. Челюсти у сторожевых муравьев — настоящие кусачки. И впиваются они мертвой хваткой. Приходится разрывать тело муравья на части, т. е. отрывать вначале туловище, а потом извлекать голову.
На очередном из привалов, когда до конца пути оставалось около 5 км, подходит ко мне рабочий и просит: «Месье, сделайте мне укол, а то у меня спина заболела». Да, устали все мы здорово, сильно мучила жажда, есть совсем не хотелось.
Когда на джунгли стала опускаться ночь, мы достигли лагеря на ручье Бикелеле. Лагерь представлял собой несколько низких хижин, сколоченных из грубых, необструганных досок и крытых травой. Он расположился на водоразделе ручьев Бикелеле и Маута, на «пятачке», отвоеванном у джунглей. Здесь почва суше, а воздух свежее. Рядом с хижинами лежали и гнили огромные деревья. Их срубили тогда, когда готовили площадку для лагеря. Нам отвели одну из лучших хижин, состоящую из двух комнат. В одной из них мы поставили раскладушки, а из второй сделали продовольственный склад и столовую. Пока устраивались, небо вдруг затянулось тучами, засверкали молнии, хлынул тропический ливень. Мы были рады, что вовремя добрались до лагеря. Дождь лил всю ночь, и под его аккомпанемент мы спали как убитые.
На другой день рабочие занялись устройством лагеря: расчищали территорию, строили легкие хижины из пальмовых листьев. Мы приводили в порядок свою хижину, распаковывали ящики, намечали полевые маршруты на ближайшие дни.
Население нашего лагеря — рабочие, их жены и дети — составляет человек 60. На «пятачке» тесно и шумно. Ко мне подошел рабочий с грудным ребенком на руках. Ребенок тихо всхлипывал.
— Месье, он болен, у него болит голова, — сказал рабочий, показывая мне ребенка. — Дайте ему лекарство.
Взглянув на ребенка, я ужаснулся. Вся голова в струпьях, а из прорвавшегося чирия на ягодице вытекает гной. Разыскал в аптечке цинковую мазь и передал рабочему, объяснив, как надо смазывать голову. Кроме того, дал ему таблетку белого стрептоцида. Через два дня ребенку стало лучше.
Вечером, подкрепившись жареной антилопой и проглотив по две таблетки хлорахина (профилактическое средство от малярии), вышли на площадку лагеря. Кругом костры, около которых сидят группами конголезцы и громко беседуют. Каждая группа говорит на своем языке. В отряде собрались представители различных народностей: батеке, бандаса, батсанги, вили, бабембе, бакомба, бамбамба, ба-кута и семья пигмея Виктора Тсиба.
…Неожиданно среди вечерней тишины раздались знакомые слова: «Фурми, фурми, боку!». С электрическими фонарями мы бежим на голоса и ужасаемся: на лагерь наступает черная копошащаяся полоса шириной около 6 м. Муравьи уже успели занять хижины, расположенные ближе к лесу. До нашей хижины с продовольствием остается 6–7 м, надо что-то делать! Бросаем перед муравьиной ордой раскаленные угли, головешки, обливаем землю керосином и поджигаем. Но муравьи находят обходные пути и продолжают атаку! Разводим хлорамин, поливаем им землю… Борьба идет уже часа полтора. Наконец, муравьи отступают, исчезают внезапно и бесследно. А мы долго не можем заснуть, опасаясь нового нападения.
Где-то я читал: для того чтобы сохранить от муравьев сахар и другие продукты, надо вокруг рюкзаков с продуктами насыпать тонкий валик из древесной золы от костра. Тогда ни один муравей не осмелится преодолеть это препятствие, но тропические муравьи этого не знают и преодолевают его.
Отправляясь в джунгли, мы опасались встреч со змеями, крокодилами, буйволами, но то, что нам будут досаждать муравьи, и в голову не приходило. Сначала мы их явно недооценивали: подумаешь, муравьи. Но теперь пришли к выводу, что иметь дело с ними не просто неприятно, а даже страшно. Вот так и началась для меня работа в джунглях — сначала простуда, потом муравьи.
Немного о питании
Конголезцы едят все, что дают джунгли: травы, листья, плоды, мышей, лягушек, крокодилов, змей, антилоп и обезьян. Но основная их пища — маниока. Маниока — это кустарник с клубневидными корнями продолговатой формы, весом от 1–2 до 5 кг каждый. Клубни созревают через полтора года после посадки. Когда их выкапывают, тут же сажают черенок, отрезанный от верхушки растения. Существуют две разновидности маниоки — горькая и сладкая. Большим распространением в Конго пользуется горькая маниока, быстрее вызревающая. Собранную горькую маниоку в пищу употреблять нельзя: она ядовита, поэтому ее вымачивают в воде в течение четырех-пяти дней, потом очищают от кожуры и сушат на солнце. Только после этого маниоку можно употреблять в пищу. Высушенную маниоку размалывают в муку, которая называется маниоковой или тапиоковой. Из муки выпекается хлеб, готовятся супы и другие блюда.