В социальных сетях обсуждаются различные теории. Один пользователь сети «Твиттер» отметил, что летом этот мост «так и приглашает подвыпивших гуляк прыгнуть в воду». Другой пользователь, заявивший о личном знакомстве с жертвой, утверждал, что у Сэлмон были «сложности в личной жизни».
Родители журналистки отказались давать интервью нашей газете; по словам соседей, семья «просто раздавлена горем».
Вас также могут заинтересовать следующие новости:
• Юные дебютанты в английской футбольной команде
• Протесты против изменения государственного бюджета
• Кризис на автомобильном заводе – угроза сокращения
Заметки на ноутбуке Люка Эддисона, 9 февраля 2012 г.
Написав про драку, я покривил душой, Ал. Все было не так. Послушай, я не просто подрался – я полез первым. Тот парень вообще был ни при чем, но я ему врезал, и мы покатились по полу. Я специально выбрал противника поздоровее: он тут же придавил меня и двинул кулаком в челюсть. «Давай, скотина! Бей, не стесняйся!» – орал я, и каждый удар взрывался ослепительной вспышкой боли, на мгновение выбивая из памяти прошедшие сутки. Потом ему надоело, и ты снова растворилась в пустоте, а я остался с расквашенным носом. Здоровяк ушел на своих двоих; впрочем, я не особо пытался его задеть. В мире и так слишком много боли. Не хватало еще, чтобы шваль вроде меня разбрасывала страдания направо и налево, как конфетти на свадьбе.
Все случилось в каком-то занюханном пабе возле Ватерлоо. Я только что приехал из Саутгемптона, мысли разбегались. Заказал пинту, вышел во дворик, и тут позвонил твой брат. «Ты где?» – спросил он.
Я не стал ему рассказывать. Да и как бы это прозвучало? Только что вернулся в Лондон, гонялся за твоей сестрой по Саутгемптону. Поэтому изобразил невозмутимость и буркнул: «Гуляю».
Он знал, что мы с тобой расстались на время. Я ему никогда не нравился; прямо он об этом не говорил, но все было понятно. «Случилось большое несчастье», – начал твой брат. Будто по бумажке читал. Я с трудом разбирал слова, перед пабом было шумно. До меня долетали обрывки: непостижимое горе, подробности неизвестны, накануне вечером, невозможно поверить, родители сами не свои… Я судорожно затянулся косяком с марихуаной, глотая молочно-белый дым; дыхание перехватывало. Меня окружила банда встрепанных подростков, но ни они, ни их дружки, сидящие в пабе, уже не могли меня напугать. В груди омертвело. «Беги домой к мамочке, пока я не разбил стакан о твою башку», – сказал я одному из них. Внутри поднималась дикая, безудержная волна: пиво, марихуана, желание затопить обжигающую боль.
Потом пришло сообщение от твоей мамы: «Приезжай». И когда я начал задыхаться от чувства вины, мне на глаза попался этот здоровяк в баре. Я подумал: «Подойдет».
Два месяца разлуки, Ал. Я послушался тебя, все взвесил и принял решение. Ничего не изменилось, ты была нужна мне по-прежнему. Работал как проклятый, отложил кучу денег, даже посмотрел пару съемных квартир. Новых романов у меня не было, а вот насчет тебя я не так уверен. Что за придурок этот Бен, с которым вы переписывались в твиттере? В тот последний день, когда мы поссорились, я понял, что ты чего-то недоговариваешь. Алиса, это палка о двух концах. Под вопросом было наше будущее – наше, не только твое. А теперь ты мертва, и кто бы ни был этот твой новый парень, вы с ним больше не увидитесь. И со мной ты тоже больше не увидишься. Вот что с людьми делает ревность, вот что бывает, когда ты по уши влюблен: я ведь любил тебя, Ал. Прага – ерунда, пустяк, номер в занюханном отеле и девчонка из маленького городка на букву «Д». Мы обменялись всего парой фраз, а после, уже одеваясь, она спросила:
– Ты влюблен, да?
– С чего ты взяла?
– Потому что я не влюблена. А когда сердце никем не занято, начинаешь замечать чужую любовь.
На секунду мне показалось, что она выдаст какую-нибудь меткую цитату: ты бы точно не упустила такой возможности. Но эта женщина не была тобой. Она просто смахнула что-то со щеки – то ли слезинку, то ли осыпавшуюся тушь – и скрылась за дверью.
Дело ведь не в ней, а во мне. Я должен это записать.
– Если бы никто ничего не записывал, у нас бы не было Джейн Остен. Представляешь, какая скукотища? – сказала ты на одном из первых свиданий. Я растерялся и смолчал, не хотел показывать свои плебейские вкусы.
Мы строим жизнь, как бесконечную цепочку домино – в детстве я видел такую по телевизору: один-единственный шаг может изменить все, что будет дальше. Если бы не история с Прагой, ты бы не поехала в Саутгемптон, а если бы и поехала, то не набралась бы так сильно и не пошла бы к реке, и я бы тоже не спустился туда, к тебе на берег. Может, в тот вечер ты бы прислала сообщение, и я бы сразу понял, что ты пьяна, – по пропущенным запятым, и, задохнувшись от внезапной тревоги, написал бы в ответ: «Детка, поаккуратней там» или «Возвращайся к друзьям». Обычно у меня получалось достучаться до тебя в любом состоянии, хотя иногда казалось, что нас разделяет толстое стекло.