А на их места ставились другие. О ком-то я слышал в том времени, о ком-то не знал. Вот, например, тот же Машеров, который руководил группировкой партизанских отрядов в Белоруссии, неожиданно оказался в секретариате ЦК. Нет, после освобождения республики он своим районом рулил очень хорошо, только подобный скачок для двадцатишестилетнего парня мне был непонятен. А если учесть, что в партию он вступил менее двух лет назад, то ваще…
Хотя, скорее всего, Верховный подбирал себе людей по одному ему понятным признакам и назначал на нужные посты, невзирая на стаж и возраст, преследуя определённые цели. А теперь, видно, все необходимые фигуры расставлены, и Сталин начал выполнение своего плана. Сначала в виде речей и обозначения общего направления движения. Но само начало мне уже нравится.
Да и не только мне. Армия у нас хоть и рабоче-крестьянская, но в основном всё-таки крестьянская, и многие бойцы доставали политруков вопросами, касающимися именно той части речи Виссарионыча, где говорилось о крестьянских хозяйствах. Те бекали, мекали, но вынуждены были вникать в вопрос и заниматься разъяснениями внезапно вильнувшей новой линии партии.
— Понял?
— Что?
— Твою дивизию! — Серёга раздражённо ткнул папиросой в пепельницу. — Опять в облаках витаешь?
— С чего ты взял? — Сделав обиженные глаза, я повторил приказ: — Завтра в пять утра выдвигаемся двумя машинами в сторону Кёнигсберга. Прибыв на место, забираем Одинцова, который ведёт нас на объект. Там будем искать то — не пойми что, а в частности — местонахождение лаборатории «Кёнигсберг-13», о которой никто из местных жителей даже не слышал, но боятся её до непроизвольной дефекации. Потом ужинаем и ночуем в казарме при комендатуре. С утра опять на поиски. Кстати, ищем до ишачьей пасхи, или сроки ограничены?
— Кх-м… Ты, Илья, пессимист. А на поиски даётся три дня, после чего вы возвращаетесь и мы выдвигаемся в Рудель. Фронт-то вон как далеко на запад ушёл…
— Пессимист — это хорошо информированный оптимист! И радует, что мы туда на три дня, а не до конца войны катим. И ещё — продаттестаты брать, или ты разрулишь?
— Берите сухой паёк. А ужином вас там кормить будут, я договорюсь.
— Понятно.
— Тогда у меня всё. Иди ребятам скажи, чтобы готовились.
И я пошёл готовить мужиков к завтрашним поискам.
Сначала планировал оставить прихрамывающего Пучкова на базе, но Гек разобиделся, и я, прикинув, что бегать нам не придётся, разрешил собираться и ему. Так что едем всей группой. Я, Шарафутдинов, Гек, Змей (он же Женька Козырев) и наш новенький — Даурен Искалиев, спокойный как трамвай парень родом из Петропавловска, боевую кличку пока ещё не заработавший.
Ещё возьму с собой радиста, из хозяйства Северова. Марш-броски делать в этот раз не придётся, поэтому толстопуз будет сидеть в «УльЗИСе», пока мы подвалы зачищать станем.
Вообще, конечно, это просто смешно. Такое впечатление, что Мишка себе подчинённых по своей комплекции подбирает. А если вдруг в его «команде бегемотов» появится худой, то через пару-тройку месяцев новенького уже не отличить от остальных упитанных и вальяжных связистов. Но невзирая на объёмы, парни у него один к одному — знатоки своего дела.
Так что решено: возьму Силантьева, тем более он давно вокруг ребят вертится, раскрыв рот слушая их байки. Вот пусть и посмотрит моих «сказочников» в деле. А Искалиев — наш новый штатный радист, в этом случае может как обычный боец разведгруппы со всеми работать, потому что толку от его «шарманки» под землёй всё равно не будет. Заодно и притрётся получше. Тренировки тренировками, но перед заброской к немцам обкатать парня в почти боевых условиях — дело очень хорошее…
Шмидта, которому Гусев дал отпуск, я решил не тревожить. Всё-таки человек семью пять лет не видел. Да и в Алленбурге, откуда Макс родом, бои были сильные, поэтому никто не мог сказать, выжили ли его родственники. Наш немец, правда, ни слова не говорил о том, чтобы смотаться в родной город, хоть до него и было меньше тридцати километров.
А когда Серёга снарядил «виллис» и дал сопровождающим лейтенанта Корзуна из взвода охраны, то Шмидт чуть не расплакался. Но тевтонская выдержка взяла своё, и чувства Макса выразились только в преувеличенно чётких движениях при отдаче чести.
Сашка Корзун потом связался с нами из алленбургской комендатуры и сообщил, что Максимиллиан своих нашёл. Не всех, но нашёл. Мать у него погибла под английскими бомбёжками, зато сёстры и младший брат были живы. Сейчас Шмидт и Корзун помогают им устроиться в новом мире. М-да… Вот, наверное, в комендатуре шизеют от такого пассажа! Не каждый день на оккупированной территории увидишь немца, который является сотрудником НКВД.