— Всё поёшь, певун?
— А что мне, рыдать что ли? Лето на дворе, птички поют, сапоги вон новые достал. Не жизнь — малина!
— Это точно! Кстати, про малину — чего это Нечипоренко с утра разорялся?
— Да бойцы себе решили увольнительную устроить, в район ближайшего сада. Вот теперь будут бить шахту до центра Земли и закапывать остатки своих трофеев.
— Правильное решение. А то распустились тут! Твои, надеюсь, ночами не бегают?
Командир хитро посмотрел на меня, видно намекая на общую прожорливость некоторых членов разведгруппы.
— Не царское это дело, офицераґм сады шерстить. И ещё, командир, у меня тут в связи с намечающимся мероприятием вопрос один появился…
— Ну? — Гусев, почуяв подвох, перестал улыбаться и насторожился.
— Почему мы практически никогда не были лётчиками? Разными химиками, сапёрами, связистами, пехотой — сколько угодно. А вот лётную форму надевали только в сорок первом, причём когда летуны крайне непопулярны в народе были. В Рогутино, помнишь, бабки даже побить хотели, когда крылышки на петлицах увидели…
— Пхр! — Серёга, хрюкнув, выпучил глаза. — И зачем? Чего это тебя в ВВС потянуло?
— А того! — Оглядев начищенные до синих искр сапоги, я бросил тряпку на банку и, с хрустом потянувшись, ответил: — Конечно, понятно — режим секретности и всё такое прочее, но ведь жаба давит… Прикинь, вчера на перекрёстке девчонка-регулировщица так улыбнулась какому-то лётному капитану, что он чуть из машины не выпал. Ну конечно, у него вся грудь в орденах, как в бронежилете — пуля хрен возьмёт. А у меня? Ты ведь кроме «Красной Звезды» и медалей запрещаешь что-либо надевать, поэтому я был лишним на том празднике жизни. В мою сторону синеглазка с жезлом и не посмотрела… Абыдно, д-а-а! А ведь будь на нас лётная форма, то и орденов без всяких подозрений можно было бы больше надеть.
Командир закурил и, прищурив глаз от дыма, решил съехидничать:
— Это тебя не жаба, а гордыня заела. Только чего мелочиться? Сразу цепляй все награды да свою форму полковника НКВД до кучи. А на машину транспарант — «Спецотдел ставки». То-то немецкая разведка порадуется! — И, видя, что я пытаюсь возразить, командным голосом добавил: — Так что, товарищ майор, не бузите и с гордостью носите пехотные погоны!
— Я и ношу, товарищ полковник. Только ведь… в город едем. Там же наверняка барышни будут, а я — как лох тыловой…
— М-да… — Сергей притворно-осуждающе покачал головой. — И это говорит женатый человек…
— Кто женатый?! Штампа нет, а с таким малохольным начальством я до своей невесты, чтобы поступить с ней как честный человек, только к старости доберусь!
— Ты… — Гусев опасливо оглянулся и, увидев, что нас никто не услышал, успокоился, пробурчав: — Чего орёшь?
— Не ору, а намекаю. А вообще, разговаривая с тобой, постоянно задаюсь вопросом: где, — я поднял очи горе, — ну скажи мне, где тот весёлый, компанейский и душевный парень, с которым мы ели кашу из одного котелка да за передок ходили? Нет его. Осталось только пузо, снобизм и генерал-майорские, то есть вру — «полковничьи» погоны.
Серёга от такого нахальства поперхнулся и, возмущённо стуча себя по впадине, где должен был располагаться живот, завопил:
— Какое пузо? Где ты его увидел? На себя посмотри, кабан! Морда скоро шире плеч будет!
Вообще, настроение у нас обоих было фестивальное, и шутливая перебранка только подчёркивала данный факт. А чего бы не радоваться? Погоды стоят тёплые, мы живые, да и войне, судя по всему, скоро конец. Вот и веселимся, тем более что только позавчера новые награды обмывали, вчера слегка «умирали», а сегодня как огурчики!
Минут через пять, когда нам обоим уже надоело гавкаться, командир нетерпеливо спросил:
— Слушай, подпольный майор, я не понял, где машина? Договаривались ведь в восемь выехать. Что-то ты совсем своих орлов распустил.
— Они такие же мои, как и твои. А время только без десяти, так что всё нормально. Просто Шараф Гека со Змеем к артмастерам с утреца повёз, оружие новое отстреливать. Сейчас уже подъехать должен.
Мы закурили, а я, вспомнив, как пацаны, увидев новые автоматы, вопили от восторга, только ухмыльнулся. Гек о них два месяца бредил, с тех пор как впервые побывал на испытаниях АК-43. Уже тогда, урча от вожделения, он попытался умыкнуть «калашникова» прямо со стенда. Остановили напарника только моя зверская морда да ор генерала — начальника военприемки.