– Пошли от сюда, – уже уставший стоять Городихин потянул Рифмача к выходу. – Прока всё равно никакого нет.
– Прок обязательно будет, если посвятить себя искусству, а не всяким бесстыдствам. – назидательно продолжил Спиноза, поднявшись со скрипучей раскладушки и раскрыв один из энциклопедических томов, лежащих на подоконнике: «Искусство, одна из форм общественного сознания, составная часть духовной культуры человечества, специфический род практически-духовного освоения мира. В этом плане к искусству относят группу разновидностей человеческой деятельности – живопись, музыку, театр, художественную литературу (которую иногда выделяют особо – сравни выражение "литература и искусство") и тому подобное, объединяемых потому, что они являются специфическими – художественно-образными – формами воспроизведения действительности. В более широком значении слово "Искусство" относят к любой форме практической деятельности, когда она совершается умело, мастерски, искусно не только в технологическом, но и в эстетическом смысле».
– Философу заоблачное, а сантехнику завсегда мирское, – теперь уже Рифмач подтолкнул друга к входной двери. – Зри в корень: двадцать три секунды и сорок тысяч штук в кармане: вот это я понимаю: и умело, и мастерски, и без всякого, на то, особого эстетичного смысла.
– Моё дело маленькое, – вновь растянулся на раскладушку Спиноза. – Меня спросили – я ответил, а если ответ мой кому не по нраву, то, брат, извини – пестуй всякую чушь, ежели ума своего уж совсем нет.
– Да, уж, – загрустил Городихин на выходе. – Что умело фаллос нарисуй, что член супер искусно, а номинантами на большие «бабки» в этой области «живописания» нам уже не быть. Опоздали мы, брат, опоздали. Некий новый эстетический смысл надо искать, в нечто другом.
– На свете задниц много очень, и в каждой пятой – геморрой, – как всегда, на свой лад озвучил проблему Рифмач. – А ведь шедевр – он одиночен … проктолог только врач, а не герой!
– Вот именно, – кивнул Городихин. – Такой Вселенский смысл найти, чтобы наша идея этих членов, жюри так называемого по части премий в современном искусстве, аж до самых задниц пробрала бы8.
С тем друзья наши и вернулись назад, в квартиру Городихина.
§ … / Дела поэта трудные: / все ожидают откровений, / а у натужных вдохновений / настолько рифмы скудные, / что строфы все беспутные. / … Перво-наперво Городихин обследовал прихожую, потом прошёл в комнату, заглядывая и под стол, и в сервант, а затем исследовал и шкаф на кухне – в шкафу, в серванте, как под столом, так и в прихожей ситуация была «патовой» – то есть, нигде никакой выпивки не было и вовсе. Рифмачу, с одной стороны было, легче – похмельем он в этот час не страдал, но со стороны другой, именно в себе он ожидал прихода той космической идеи, что проберёт неких-всяких членов комиссий «до самых задниц». А иначе, какой же из тебя поэт? Поэт, он на то и поэт: «чтоб всякий тайный всполох смысла, его в момент строфой изгрызла». Но не было, чёрт возьми, в Миколе Ивановиче уж боле получаса никаких великих строф, хоть тресни.
– Однако, без вдохновения никаких проблесков творческого сознания сегодня не будет … уж, точно! – печально констатировал Рифмач, присев за стол в комнате и задумчиво вперившись в окно. – Когда художник без холста, а наш поэт без музы, вот и случаются тогда в их жизнях вдруг конфузы.
Сентенция Рифмача безответно повисла в воздухе, Городихин её не услышал. Он самозабвенно «орудовал» в поисках, ну, хоть какой-то выпивки на кухне.
– Дано, что свыше, так тому и быть, мечты все разные – досужий небу спам, вот и суди, что в жизни остаётся нам – по фатуму течению только плыть, – «отстегал» себя за изрядно затянувшуюся креативную бездарность Рифмач: и, о чудо, боковым зрением он тут же узрел стоящую на столе банку с краской.
– Да нет же, тяжба с судьбой ещё не окончена, ведь в моих руках воистину «проходная пешка»! – обрадованный Микола, роняя стул, схватил банку и бросился к выходу.
– Ты это куда? – выглянул из кухни Городихин на шум в комнате.
– С небес придёт к нам вдохновение с тобой, – прокричал Рифмач, выскакивая на лестничную площадку. – Ведь колер не иначе, как ярко-голубой!
§ … / Быть ангелом – нелёгкая работа, / беду укараулить очень тяжело, / гораздо легче, коль твоя забота / смириться с тем, что уж произошло. /… Оставшись один Городихин вновь обошёл квартиру, ещё раз тщательно осматривая все углы – а вдруг?! «Вдруг» не случился, да и не мог он случится, поскольку сколько водки накануне не возьми, а на утро всё равно ничего не останется. Универсальный закон природы номер два, так сказать (закон номер «раз» – это о бутерброде, падающим маслом вниз (тот же закон, но с литером «А» – о падающей в самый неподходящий момент из рук любой еды: не поваляешь, как говорится, не поешь9!) А ведь похмельный синдром – явление жутко коварное. В очередь главную, для души – это когда душа с похмелья безумствует без всякой видимой на то причины. А от психоза души и до ипохондрии всего лишь один шаг. Когда костлявая рука тоски душу «за горло» берёт, любой творческой личности хуже этого ничего на свете нет. Вот и Городихин, поджидая Рифмача, не нашёл ничего лучшего, как в руки листок бумаги взять и карандаш. Решил воплотить космическую суть графического искусства без всякого там вдохновения, мол, не отходя от «кассы». Да не тут-то было, всё графитовые линии и штрихи, сведённые карандашом Городихина в единую композицию, образовали очередную нижнюю часть обнажённого женского тела. И перечёркнутый крест на крест лист, лист скомканный и порванный полетел на пол. От судьбы, падла, не уйти – ну, никак10. Поскольку, предначертано было Городихину лицезреть дамские седалища ещё сызмальства – рядом с деревянным бараком, где в одной их квартир имел «счастье» проживать Митя Городихин, общественная уборная стояла. А в задней стенке той уборной, если некий «заветный» сучок отколупать, то получалась небольшая дырочка. Небольшая, то, небольшая, но если какая баба свои панталоны снимет, то ягодицы дамские вот они – и полуслепой любую, даже самую тощую жопень, в полной мере разглядит. А мальчик Митя близорукостью сроду не страдал. Плюс мальчик Митя имел неплохие способности «порно-творчески» держать в руке карандаш (за что его собственный зад был, иной раз, почти весь от отцовского ремня лиловым). И как прав, всё ж таки, Спиноза (некоторые высокопарные энциклопедические об искусстве слова, правда, опуская11): «Искусство, одна из форм сознания, составная часть культуры человечества, специфический род освоения мира. В этом плане к искусству относят группу разновидностей человеческой деятельности, объединяемых потому, что они являются специфическими – художественно-образными – формами воспроизведения действительности …»
8
«Фондов ныне – пруд пруди, / что гран-при заводят, / только б им талант найти, / и, порой, находят.
/ Но, а делать, что другим, / творчества рачителям? / – Раздавать гран-при любым(!), / лишь бы выразителям:
/ хоть чего-то на холсте, / или на эстраде, / пусть и всякой срамоте, / но в резном окладе… / Словом, МАССА суеты / средь искусства ПУСТОТЫ» (правда, это Микола Иванович уже потом сочинил, после завершения всей этой истории).
9
10
11
Поскольку, теорию искусства пишут философы, а свои творческие умения на практике применяют, большей своей частью, такие вот, как Городихин.