Две кучерявые японки, одетые школьницами. У них приятные гладкие руки и жёсткие лица с чёрной помадой. И фотоаппараты на рудки. У левой - красный, а у другой - залёный.
Наверное, можно было пройти мимо. Но камикадзе так не умеют.
Я остановился и посмотрел. Этого оказалось достаточно.
- Вы здешний?- попыталась улыбнуться та, что была с красным.
- Во многом - да.
- Превосходно. А профессора Флигенберда знаете?
- Слышал о нём.
- Мы из физического кружка школы Цветущая Слива. Это в городе Осака.
- Стало быть, Осака? Здоровеньки булы!
- Мы прочитали про профессора Флигенберда... и очень хотим его видеть.
Я ещё раз смерил их взглядом. Лица у девчонок, конечно, постные. Но даже такие не читают журналы, где публикуется Михаил Соломонович.
Колокола продолжали грохотать у меня за спиной.
- А где вы про него прочитали?
- Вот, пожалуйста.
Зелёная вытащила из сумки разноцветный журнал с аккуратной картонной закладкой. Вытащила довольно неловко. Но такая неловкость бывает и наигранной.
- Видите?
Фотография была знакомой - та самая, где профессор в сером костюме поверх чёрной майки стоит на фоне двери деканата. Розовые и зелёные иероглифы прыгают по странице среди столбиков более спокойного чёрного текста. Прочитать всё я не успел. Но понял, что Михаил Соломонович - великий физик нашего времени, и к тому же незаурядный поэт.
Я разглядывал страницу не больше полуминуты. И давно не читал цветастые журналы для девочек. Но по этому, конкретному вопросу, я был полностью согласен с журналом.
Пусть даже журнал на самом деле не настоящий.
- Я думаю, вам лучше подождать в Стекляшке,- я показал на легендарную кафешку,- Там отличное мороженое. И отличный лимонад из лимонов, мандаринов и кокосового молока со льдом.
Девушки смотрели на Стекляшку не больше двух секунд.
И мне стало немного обидно. Этот тусклый кафетерий при кинотеатре «Брест» был легендой Асибецу ещё с семидесятых годов. За пятьдесят сэн можно было съесть шарик мороженного в бокале на тонкой ножке, с присыпками и политый карамелью. Как он назывался по-настоящему, никто не помнил уже тогда. Всё называли Стекляшкой.
Когда погиб Цой, в газетных объявлениях так и писали - «поминовение в храме св. равноап. Николая Японского (возле Стекляшки)». И никто не удивлялся. Церкви тогда было два года, а Стекляшка казалось вечной.
И вот в меню появляются всякие немыслимые лимонады, а эти мрачные девочки даже не смотрят в эту сторону. Похоже, жители Осаки капитально зажрались.
- Не надо,- сказала та, что была с красным фотоаппаратом,- Мы сразу пойдём к профессору.
- Вы не можете сейчас его увидеть. Онв церкви.
- Зачем?
- А зачем православные люди ходят в церковь?
- Мы подозреваем,- вступила зелёная,- что профессор - еврей. И значит, вы нас обманываете. Он не в церкви сейчас. Он на молитвенном собрании.
- Это ещё почему?
- Потому что в Асибецу нет синагоги, разумеется.
- Профессор Флигенберд - православный. Поверьте моему горькому опыту.
Девушки переглянулись.
- Получается, вы близко знакомы с профессором?
- Ну... может быть.
Я собирался выиграть время. Пока они пьют лимонад, добегу до будки. И всё-таки исполню то, о чём я врал британцу. Наберу Ясуко Отомо, и спрошу, есть ли в этом журнале на этой странице эта статья.
Но сейчас я уже понял, что это бесполезно. Ни на севере, ни в большой Японии нет закона, который запрещал бы журналам для девочек писать про поэзию крупных современных физиков. Так что журнал может оказаться настоящим.
А вот выпуска, который я только что разглядел, у Ясуко может и не оказаться. Она не обязана читать или хранить все на свете журналы для девочек.
Звонить надо краболовам. Немедленно. Пусть присылают лейтенанта Накано или кто там есть на дежурстве. И заодно проверят журнал по своим картотекам.
Девочки, при всей серьёзности и кучерявости, наверняка натворят кучу бардака. Так что пусть ими занимаются профессионалы.
Интересно, что с ними сделают? Депортируют с запретом на въезд даже через туристические визы? Ну и ладно, в мире есть немало мест, куда можно поехать. Вовсе не обязательно топтаться по Хоккайдо. Даже если передо мной- искренние осакские дуры, то мне всё равно. Они не Воробьёвы, и ни в одну из них я не влюблён. А значит, и спасать не намерен.
Но девицы не отпускали.
- Мы не можем ждать,- говорила та, что была с красным,- нам надо успеть до вечернего поезда.
- Но профессор занят!
Тем временем, та, что была с зелёным, успела выскользнуть на площадь.
- Церковь здесь,- сказала она по-английски.- Икимасё!