9. Медведь на велосипеде
5 августа 1999 года Японская Социалистическая Республика (Хоккайдо) Центр острова, город Асибецу
Первое, что мы увидели возле резиденции, был медведь. Старый как горы, и серьёзный как старательный школьник в первый учебный день, он катил по обочине на трёхколёсном цирковом велосипеде. - Это ручной, - сообщила Накано, - нашего айну. Любит он животных. Я думаю, её специально учили пресекать ненужные разговоры. - Он сам его дрессировал? - спросила Воробьёва. - Нет. Купил в цирке готового. Вы могли его видеть, когда росли в Саппоро. Тогда он ещё выступал в цирке. Мы повернули к ажурным воротам усадьбы нашего главного айну. Мишка катил дальше. Он даже не оглянулся в нашу сторону. - Если не секрет, зачем вы меня сюда привезли? - спросила Воробьёва. - Разве вы не хотели с ним пообщаться? - Мой муж хотел. - Совершенно верно. Ваш муж уже там. Усадьба айну - это двухэтажный белый коттеджик. Он прилепился к склону холма на краю берёзовой рощи и похож на разросшийся гриб-дождевик. Пока мы поднимались по тропинке, выложенной натёртыми до блеска камнями, я пытался вспомнить, чем же наш айну так знаменит. Секретаря Президиума Верховного Совета Цусиму Котаку знают все, но никто не может сказать, чем именно он знаменит. Кажется, он был из довоенных коммунистов и попал наверх по программе национального строительства - раз на острове есть коренное меньшинство, кто-то из них должен занимать важную должность. На своём посту он отрастил положенную бороду и главным образом сидел в президиуме с мечтательным видом, словно пытался разглядеть прошлое ушедшего народа. Впрочем, Москаль-Ямамото был уверен, что предки секретаря президиума прибыли не с Луны, как положено правильным айну, а из какой-нибудь Фукуоки. И борода тоже не настоящая. Антон с детства мечтал за неё хорошенько дёрнуть, желательно на публике. В плане политическом про Котаку было известно одно - он ничего не решает, а только подписывает. Подлинная власть у Главного, Хикари Кэйсукэ, высохшего цепкого старика с кожей цвета мыла. Старый хитрец из благородной семьи, он перебежал на север в 1946 и ухитрился вскарабкаться на самый верх, когда при Хрущёве снесло всё подпольно-радикальное поколение. Прежних привычек не избежать, и старый Хикари до сих пор ведёт себя не как вождь, а как президент средних размеров дзайбацу, который купил всех политиков, а с мафией связан умеренно. Даже на съездах он не выступает, а сидит на своей трибуне, словно на жёрдочке, и внимательно слушает выступающих. Все отчёты предназначены на самом деле ему, и выступающие понимают, что они не больше, чем менеджеры, и каждого могут поднять или разжаловать. А вот старого айну разжаловать никто не может. Поэтому он выступает только на открытии заседания. Говорит приветственные слова и народ спокоен. Единовластие настолько характерно для Японии, что его не чувствуешь. Всем ясно, что есть кто-то главный, и этот главный настолько далеко, что за него можно не беспокоиться. И он сам не нуждается в том, чтобы утверждать свою власть. Когда-то давно - ещё до войны - иностранные советники предложили печатать портрет императора на почтовых марках. Местные жители очень удивились: какая разница, как он выглядит? А уже в 1974, как раскопал Москаль-Ямамото, по случаю воссоединения с Окинавой и полной независимости для Хоккайдо велись секретные переговоры о том, чтобы признать на обе Японии одного императора. Разумеется, без уступок американцам и без каких-либо реальных полномочий. Чтобы полномочий было, как у английской королевы над доминионом вроде Канады. Американцы потом писали, что переговоры расстроил Чаушеску. Не очень ясно, как ему это удалось. Москаль-Ямамото считает, что это обычная отговорка для провалившихся экспертов и журналистов, которым не удалось ничего разрушить. Айну совсем не тяготился своей ролью ручного медведя. Любил открывать рестораны, спать на заседаниях, сопровождать экскурсии, диких животных. Пытался учить русский язык, но медленно, чтобы не показаться слишком умным. Какое-то время курировал Академию Наук, оберегая беглого профессора Томидзаву от административной работы. При айну Академия Наук Хоккайдо пополнилась биохимических, экологическим и даосским отделением. Последнее было его любимым детищем, и на каждом съезде социалистических монахов-заклинателей и рабоче-крестьянских синтоистских священников он гордо сообщал, что Социалистическая Республика Хоккайдо - единственная страна Дальнего Востока, где у даосов есть сертификаты и экзамены. Так что ни один шарлатан не проскочит. Он как-то пообещал открыть ещё уфологический отдел, но не успел - пока согласовывали документы, летающие тарелки вышли из моды. Насчёт его характера я не соглашался с Москалём-Ямамото. Котака Цусима вполне мог быть хитрецом, но не обманщиком. Даже на официальных фотографиях он казался простым человеком, который так и не понял, как же это всё на него в одночасье свалилось. Играть такую роль всю жизнь было не столько трудно, сколько утомительно. Есть очень много куда менее затратных ролей. Как и подобает простому удивленному человеку, он ни за чем не гнался, чтобы не обогнать удачу. А свободное время - которого хватало - он проводил в казённой усадьбы, которую воткнул прямо на окраине Асибецу, почти возле самой зоны отселения. В город надо спускаться, чтобы попасть на горнолыжную трассу - обходить гору через шоссе. Вроде бы и центр острова, но зоны не чувствуется, и даже Штырь укрыт за горой. Пейзажи не сказать, чтобы невероятно красивые, испорченные банальностью городской архитектуры - но и недостаточно уродливы, чтобы выдать человека, который ни разу не посмотрит на потрясающий вид из окна. Одним словом, резиденция символизировала. Но что именно - непонятно. Наверное, сложное место в современном мире народа айну, который настолько ассимилирован и усох, что даже редкие националисты сомневаются в его существовании. Лейтенант Накано нажала кнопку звонка. Открыл сам хозяин. В домашнем кимоно и с бородой, полной серебристых нитей, он был просто великолепен. - Рад вашему визиту! Заходите, заходите в мой жалкий домишко. Надеюсь, его не снесёт ветром, пока вы будете здесь. В столовой нас ждёт ещё один сюрприз. На месте для почётного гостя, между присмиревшим Эшенди и нарочито невозмутимым Москалём-Ямамото, восседал профессор Флигенберд. - Получается, лишь несколько человек из потока сдаёт теорминимум Ландау? - спросил британец. - Совершенно верно. Один из них только что пришёл. Присаживайтесь, Шохин, присаживайтесь. Мы подсели к столу. Разговор продолжался. Профессор Флигенберд очень похож на медведя. Но это не тот цирковой медведь, которого мы видели на дороге. Это старый и мудрый медведь, который много лет выживает поблизости от непоседливого человека. Ему уже за шестьдесят, на пухлогубом лице отпечаталась старость, а руки с короткими, как сосиски, пальцами поросли седыми волосами. Но выражение лица, взгляд совершенно не изменились. Они даже не молодые, они просто вечные. Доброжелательный рот улыбается, но лицо прежнее: спокойное и внимательно. Профессор никогда и ничего не упустит. Он начинал в Екатеринбурге, вошёл в число лучших, когда стало можно, стал ездить на лондонские конференции и увидел живых нобелевских лауреатов. Он преподавал в Швеции, докладывал в Швейцарии, его пытались взорвать в Сеуле и завербовать в Черноголовке, он писал поразительные стихи, а его лекции обладали редким для большой науке свойством - они не взрывали мозг, а аккуратно расставляли кучки мира по известным науке местам, словно книги по полочкам. Учеников он воспитывал, как «Гений дзюдо» - заставлял выкладываться, делал для них всё, вёл с раннего подросткового, требовал прочитать целые полки дополнительной литературы. И вот он смотрит на меня. Что ему сказать? - Я очень рад вас видеть, профессор. - Спасибо, - он повернулся к британцу. - А скажите, вы сами сдавали этот теорминимум. Как он у вас обставлен? Обтягивают ли университет белой материей? Пишет ли экзаменуемый предсмертное стихотворение? - Я обучался в Швейцарии. И изучал вопросы более общие. Швейцарцы, знаете, нелюбопытный народ. Есть хорошие университеты, но профессоров приходится завозить. - Это радует. - Почему? - Рабочие места для моих учеников меня всегда радуют. - А вы слышали о новых идеях и методах в образовании? - Я слышу о них класса с четвёртого. - Но никогда не пробовали. - Нет, к сожалению нет. Сначала учился сам. Сейчас учу других, - Флигенберд налил ещё чаю. - В физике столько новых идей, что на образование меня не хватает. - Не хватает времени? - Нет. Не хватает образования. Эшенди сменил позу. Было заметно, что ему непривычно сидеть даже на высоких подушках. - Я слышал, что даже на аспирантуре МФТИ не все студенты в достаточной степени знают квантовую механику. - Это так. - Как думаете, с чём это связано? - Принято считать, что человек по-настоящему понимает кванты, когда может рассчитать атом водорода. Или решить какую-то подобную задачу. - И насколько сложны задачи в теоретическом минимуме Ландау? - Они примерно этого уровня. - Быть может, представление об элитарности этого экзамена несколько... преувеличены? Несколько физиков, включая авторов единственного серьёзного учебника, решили защитить статус своей школы. Ведь известно, что у кру