- пока согласовывали документы, летающие тарелки вышли из моды. Насчёт его характера я не соглашался с Москалём-Ямамото. Котака Цусима вполне мог быть хитрецом, но не обманщиком. Даже на официальных фотографиях он казался простым человеком, который так и не понял, как же это всё на него в одночасье свалилось. Играть такую роль всю жизнь было не столько трудно, сколько утомительно. Есть очень много куда менее затратных ролей. Как и подобает простому удивленному человеку, он ни за чем не гнался, чтобы не обогнать удачу. А свободное время - которого хватало - он проводил в казённой усадьбы, которую воткнул прямо на окраине Асибецу, почти возле самой зоны отселения. В город надо спускаться, чтобы попасть на горнолыжную трассу - обходить гору через шоссе. Вроде бы и центр острова, но зоны не чувствуется, и даже Штырь укрыт за горой. Пейзажи не сказать, чтобы невероятно красивые, испорченные банальностью городской архитектуры - но и недостаточно уродливы, чтобы выдать человека, который ни разу не посмотрит на потрясающий вид из окна. Одним словом, резиденция символизировала. Но что именно - непонятно. Наверное, сложное место в современном мире народа айну, который настолько ассимилирован и усох, что даже редкие националисты сомневаются в его существовании. Лейтенант Накано нажала кнопку звонка. Открыл сам хозяин. В домашнем кимоно и с бородой, полной серебристых нитей, он был просто великолепен. - Рад вашему визиту! Заходите, заходите в мой жалкий домишко. Надеюсь, его не снесёт ветром, пока вы будете здесь. В столовой нас ждёт ещё один сюрприз. На месте для почётного гостя, между присмиревшим Эшенди и нарочито невозмутимым Москалём-Ямамото, восседал профессор Флигенберд. - Получается, лишь несколько человек из потока сдаёт теорминимум Ландау? - спросил британец. - Совершенно верно. Один из них только что пришёл. Присаживайтесь, Шохин, присаживайтесь. Мы подсели к столу. Разговор продолжался. Профессор Флигенберд очень похож на медведя. Но это не тот цирковой медведь, которого мы видели на дороге. Это старый и мудрый медведь, который много лет выживает поблизости от непоседливого человека. Ему уже за шестьдесят, на пухлогубом лице отпечаталась старость, а руки с короткими, как сосиски, пальцами поросли седыми волосами. Но выражение лица, взгляд совершенно не изменились. Они даже не молодые, они просто вечные. Доброжелательный рот улыбается, но лицо прежнее: спокойное и внимательно. Профессор никогда и ничего не упустит. Он начинал в Екатеринбурге, вошёл в число лучших, когда стало можно, стал ездить на лондонские конференции и увидел живых нобелевских лауреатов. Он преподавал в Швеции, докладывал в Швейцарии, его пытались взорвать в Сеуле и завербовать в Черноголовке, он писал поразительные стихи, а его лекции обладали редким для большой науке свойством - они не взрывали мозг, а аккуратно расставляли кучки мира по известным науке местам, словно книги по полочкам. Учеников он воспитывал, как «Гений дзюдо» - заставлял выкладываться, делал для них всё, вёл с раннего подросткового, требовал прочитать целые полки дополнительной литературы. И вот он смотрит на меня. Что ему сказать? - Я очень рад вас видеть, профессор. - Спасибо, - он повернулся к британцу. - А скажите, вы сами сдавали этот теорминимум. Как он у вас обставлен? Обтягивают ли университет белой материей? Пишет ли экзаменуемый предсмертное стихотворение? - Я обучался в Швейцарии. И изучал вопросы более общие. Швейцарцы, знаете, нелюбопытный народ. Есть хорошие университеты, но профессоров приходится завозить. - Это радует. - Почему? - Рабочие места для моих учеников меня всегда радуют. - А вы слышали о новых идеях и методах в образовании? - Я слышу о них класса с четвёртого. - Но никогда не пробовали. - Нет, к сожалению нет. Сначала учился сам. Сейчас учу других, - Флигенберд налил ещё чаю. - В физике столько новых идей, что на образование меня не хватает. - Не хватает времени? - Нет. Не хватает образования. Эшенди сменил позу. Было заметно, что ему непривычно сидеть даже на высоких подушках. - Я слышал, что даже на аспирантуре МФТИ не все студенты в достаточной степени знают квантовую механику. - Это так. - Как думаете, с чём это связано? - Принято считать, что человек по-настоящему понимает кванты, когда может рассчитать атом водорода. Или решить какую-то подобную задачу. - И насколько сложны задачи в теоретическом минимуме Ландау? - Они примерно этого уровня. - Быть может, представление об элитарности этого экзамена несколько... преувеличены? Несколько физиков, включая авторов единственного серьёзного учебника, решили защитить статус своей школы. Ведь известно, что у круга Ландау даже публикации в открытых источниках были написаны так, что понять ничего невозможно. - Не совсем так. Понять результат было можно. И даже проверить его правильность. Но совершенно неясно, как этот результат был получен. А это - самое главное. Приходилось выбираться на их семинары и очень внимательно слушать. - А вы не задумывались, что этот тест - такая же хитрость, как их научные работы. Собрать достаточно много хитрых задач, а секрет оставить себе. Такое мошенничество очень сложно разоблачить. Ведь разоблачитель обычно не разбирается в физике. Флигенберд поморщился, но Эшенди этого не замутил. А вот мне это выражение было отлично знакомо. Профессор так выглядел, когда уже понял, что перед ним идиот, но ещё не решил, как от него отделаться. - Нет, тут нет никакого секрета. Задачи решить непросто, это верно. А потом, когда продвигаешься дальше, то узнаёшь самое страшное - это были простые задачи. - А как вы думаете, если учить по-другому - не станут ли эти задачи по-настоящему простыми. Профессор морщился всё сильнее. Наконец, он просто кивнул кивнул в мою сторону. - Я сдавал давно. Может быть, поэтому теорминимум кажется мне таким сложным. Тут, за столом, есть представители молодого поколения. Лучше спросить у них. Я отлично помнил, что Москаль-Ямамото теорминимум не сдавал. Так что отвечать мне. Ну ладно. - Теорминимум был для меня не очень сложен, - произнёс я, - Я начал готовиться к нему в лицее и прошёл с первой попытки. После шести лет подготовки - это не так сложно, как кажется. - А если бы подготовка занимала два года? - Если вы сможете подготовить за два года - известите, мы соберём комиссию. - Разве для этого не нужно быть студентом? - Для сдачи теорминимума не нужно иметь при себе паспорт. Пришёл, за неделю сдал, получил справку. - Если всё так просто - почему так мало людей сдаёт? - Возможно, потому, что это не даёт прибавки к зарплате, - ответил я, - А возможно, экзамен на теорминимум - действительно сложный. - Я полагаю, что если бы подготовка к экзамену на теорминимум занимала два года, то за сэкономленное время можно бы было научить студента чему-нибудь ещё. Возможно, какой-то совсем другой науке. Создать учёного-универсала. - Это будет непросто. - Почему? - Непросто создавать то, чего никогда не видел. - Но ведь вы бы согласились сотрудничать с таким учёным-универсалом. - А вы бы согласились сотрудничать с доктор Франкенштейном? - Да, разумеется. - А я - нет. Ни с доктором Франкенштейном, ни с учёным-универсалом я бы не работал. - Можно ли узнать, почему? - Потому что и доктор Франкенштейн, и учёный универсал - выдуманные персонажи. - А как же академик Сахаров? Крупный физик, и не менее крупный борец за мир. - Многим из нас приходится заниматься административной работой. Писать рекомендации, заведовать лабораторией, возглавлять кафедры и научно-исследовательские институты. Наука стала стоить дорого, за приборами нужно присматривать. Видимо, - Но так издержки прогресса и выглядят. Борьба за мир - один из видов такой административной работы. - А как насчёт физика и биолога Гамова? Одного из немногих академиков, который был из Академии исключён... хоть и говорят, что академика в России можно расстрелять, но нельзя исключить. - Гамов - это большая трагедия. Человек растратил себя и ничего не закончил. С его зарядом он мог бы сделать в десять раз больше. - Но он сделал достаточно, чтобы стать академиком. - Академиков много. Я, например, только здесь академик. По представлению Томидзавы прошёл. До сих пор удивляюсь, как получилось. - Но вы же не будете отрицать, что технологии развиваются. Появляются новые компьютеры, машины, самолёты. Есть новые находки и в образовании. Трагически погибший физик Шохин - мы как раз обсуждали его судьбу - успел написать свои главные работы до тридцати лет. Как вы полагаете, насколько изменится мир, если у нас будут десятки таких Шохиных. Потому что пока, насколько мне известно, процент людей, которые сдали теорминимум Ландау и сидят за этим столом намного выше, чем на средней аспирантуре. Это непорядок. Более того, я уверен, что многие из здесь собравшихся даже не знаю. - Если это намёк на меня, - произнесла Накано на нарочито правильном английском, - То я знаю, кто такой Ландау. - Вы тоже физик. - Нет. Я читала про него мангу. - Вот это да! Это была его биография? - Отчасти. Это была яойная манга про отношения Ландау и Лифшица. Москаль-Ямамото захихикал. Воробьёва зыркнула на него с ненавистью. - Так всё же, что вы полагаете, профессор? - Эшенди отчаянно старался сохранить серьёзное выражение лица. - Я полагаю это глупостью, - произнёс Флигенберд, - и, я думаю, присутствующий здесь совсем друг