- Неравный, - говорит Макрайан. - Неравный брак со здоровой деревенской девкой с Изумрудного Острова. Неплохое приобретение, а?
- Нет! - Дорин шарахается прочь и чуть не падает, запнувшись обо что-то.
- Да, - равнодушно говорит он. - Я так решил.
- Нет, - она не хочет, не хочет, не хочет... Вот ЭТОГО она не хочет точно.
- Да, - повторяет Макрайан. - И ты скажешь это "да", иначе...
- Иначе что?
- Иначе ничего. Ты скажешь это "да" без всяких "иначе".
- Если вам так приспичило, почему бы не жениться, например, на мадам Легран? - насколько Дорин помнит, подруга её хозяйки, мадам Легран - вдова, а уж о неравном браке и речи быть не может.
- Закрой рот, - целое мгновенье ей кажется, что сейчас Макрайан со всей силы ударит её. - Легран задирала подол половина Утгарда. Ты хотя бы примерно представляешь себе, что такое тюрьма?
- Слава Богу, нет, - Дорин пятится - такие бешеные у него становятся глаза.
- Холод, отбитое нутро и беспредельная власть любого, кто пожелает, - сквозь зубы цедит он. - Позор, который мы смывали кровью.
- Вам ничто не мешает... задрать подол мне и осчастливить меня вашим вниманием прямо сию секунду. Ведь я всего только человек, или нет? Деревенская девка с Изумрудного Острова.
- Ты глупая? Я же сказал: мне не нужны бастарды.
- Член Внутреннего Круга желает связать себя с человеком? - Дорин вспоминает свои старые страхи, которые, кажется, начинают сбываться, и пускает в ход последний аргумент.
- Ты хотя бы приблизительно знаешь, что такое вырождение? Дети хуже подменышей, слабые, как дождевые черви. Ещё больший позор, - он с ненавистью сплёвывает в очаг.
- Вы хотите позвать священника? - ей становится смешно. Брак, подумать только! Может, это очередная шутка, ведь милорду Уолдену так скучно?
- Это просто твоё "да", добровольно сказанное вслух, - кажется, когда-то она слышала о таком. Там, в Близзард-Холле...
- Я не скажу "да". Но вы ведь всегда можете внушить мне, чтобы я это сказала, - Дорин догадывается, что почему-то не может.
- Нет.
- Я ни за что не скажу "да". По доброй воле.
- Именно по доброй воле.
- Нет.
- Скажешь.
Дорин только тут замечает, что она до сих пор наполовину раздета - но, кажется, появилась проблема, которая заботит их обоих больше, нежели её нагота. Она поворачивается к нему спиной и начинает натягивать джинсы. Она не хочет ничего такого, вот сейчас действительно не хочет, никак и ни при каких обстоятельствах. И не скажет. Никакого "да". Позади тихо; Дорин оглядывается.
- Если ты надеешься, что я передумаю, забудь, - тихо говорит он ей, глядя прямо в глаза. - Запоминай. Правило первое: наше слово всегда, ВСЕГДА стоит дороже жизни.
"Нет. Не передумает", - Дорин рассеянно глядит из своего оконца на донельзя надоевший пейзаж: горы - это не что-то необычное, если ты родом из графства Керри.
На полу валяется разодранная в клочья пачка сигарет.
- Запоминай дальше, - спокойно говорит ей утром милорд Уолден. - Правило второе: ещё одна сигарета - и ты будешь вопить от боли, пока не потеряешь сознание. Потом я отолью тебя водой. Потом ты снова будешь вопить - и так много, много раз. И, да: наказывать за дело - это не дурной тон.
Ах, да, ведь он же собирается использовать её, как племенную кобылу. Дорин еле сдерживает злые слёзы и желание сотворить с собой что-нибудь нехорошее. Она помнит, откуда у леди Ядвиги был шрам на запястье, но, Создатель, она не настолько сильна.
- Леди Ядвига... - начинает она, пытаясь сказать, что бывшая хозяйка делала то же самое, когда никто не видел.
- Если ты когда-нибудь вдруг пройдёшь через Утгард, можешь делать это, сколько влезет, - Макрайан ставит точку.
Нет уж. Это вряд ли.
Ладно, так тому и быть, Дорин найдёт, чем себя занять, тем более, работы тут непочатый край. Она делает шаг вперёд, едва не наступив на черенок метлы - и тут же получает затрещину, от которой звенит в ушах.
- Что вам ещё не так?! - со слезами в голосе восклицает Дорин, хватаясь за затылок.
- Нельзя перешагивать метлу - рискуешь забеременеть до свадьбы, - говорит он. - А вот это как раз - дурной тон.
- Это дурацкие суеверия! - парирует она.
- Тогда какого рожна ты искала Неблагой Двор? Ведь это тоже дурацкие суеверия.
Возражений у Дорин не находится.
- Займи себя, - советует он ей час спустя, кидая на кровать небольшую корзинку. - Говорят, хорошо прочищает мозги.
В корзинке оказывается всё для рукоделия: пряжа, иголки, вязальные спицы. Маленькие милые вещички, которые и впрямь пригодились бы, хотя бы даже потому, что их было приятно перебирать... Дорин размахивается, желая вышвырнуть всё это в окно, но корзинка шмякается о стену рядом и отскакивает, рассыпая содержимое по всей каморке...
Шотландские горы дремлют под летним солнцем, и где-то там, всего в нескольких милях, свобода, которую она добровольно променяла на рабство. Ради чего? Ради сбывшихся кошмаров? Не лучше ли было оставить всё, как есть, и продолжать собирать с пола черепки собственной чашки, ожидая за это чьего-то наказания? Вздрагивать от любого шороха и платить психоаналитику? День за днём пытаться убить в себе раба без куска души, оставленного в нигде и в никогда?
Нет, не лучше. А вот теперь неплохо бы подумать над тем, что возможно в дальнейшем.
Милорд Уолден не может принудить её, ни пытками, ни внушением. В обоих случаях эта штука не будет добровольной, а, значит, действительной. Она только-только начинает нутром постигать все эти тонкости, раньше в этом просто не было нужды.
Милорд Уолден уже не наместник, но глупо надеяться на то, что охотники успеют убить Серого Волка и спасти Красную Шапочку. Возможно, и успеют, да вот только Красную Шапочку постигнет точно такая же участь.
Пока Дорин не представляет, что Макрайан может придумать для того, чтобы у неё прибавилось энтузиазма. Скорее всего, будет ждать, запугивать, а, может быть, и подкупать.
Разноцветные клубки шерсти раскатились по полу, один сиротливо лежит под кроватью. Дорин проходит по всем углам, собирая их, как грибы, и складывает обратно в корзинку; туда же отправляются спицы, ножницы и прочий инвентарь. "Вот пусть только попробует полезть, сразу воткну ему спицу в глаз", - мстительно фантазирует она, понимая, что вряд ли сможет. Однако эта мысль успокаивает. Дорин вздыхает и берёт в руки уютный пушистый клубок...
- Запоминай дальше. Правило третье: я всегда прав, - безусловно, всегда прав только хозяин, но девки это не касается, для неё хозяин он. Смотрит на него во все глаза. Боится, но не до такой степени, чтобы обделаться. Ровно так, как надо.
Макрайан не задумывается, красивая Дорин или нет. Это просто здоровая крепкая женщина, залог будущего его рода. Красота для него - не критерий.
Он вспоминает Лену и то, как она обхватывала его бёдра, а он с силой вколачивал её в стену, бурую от стылой крови. Равная по статусу, отличающаяся только утгардскими номерами. Если она хотела, он приходил, если нет - не посмел бы настаивать. Отпихнула бы - не сказал бы ни слова. С Леной можно и нужно было делить позор, кровь, кишки на полу - и прошлое. В их мире не существовало понятия красоты, если только строгая красота клейм, изуродовавших руку, красота шрамов, изуродовавших кожу. Красота воплощённой боли. Наверное, и красота чего-то, изуродовавшего и его. Он сто лет не смотрел в зеркала. Зачем?
Макрайан даже не рассчитывает на то, что Дорин вот так сразу скажет "да". Плевать. Не страшно. Важен результат.
- Славная будет ночь, красотка, - говорит он и направляется к жилью.
- Надумала? - раздаётся сзади.
- Нет! - Дорин от неожиданности роняет клубок, и тот, подпрыгивая, катится прочь.