— Ни стыда, ни совести! Ведь вы ему в матери годитесь!
Погруженная в свои мысли Лу вздрогнула:
— О чем вы?
— Думаете, я вас первый раз вижу? Но сегодня я решила проследить, сколько времени вы проведете у этого мальчика. И убедилась!
— В чем вы убедились?
— В том самом! И если вы еще раз здесь появитесь, я вызову полицию нравов! И вас арестуют за растление малолетних.
И Лу, гордая поборница свободы, отважная поборница равенства женщин и мужчин в сексуальных отношениях, испугалась — не за себя, а за Карла, за его честное имя, за его профессорскую позицию. Она поняла, что дальше так продолжать невозможно и нужно искать новое место для встреч с Рене. Она не стала брать фиакр, а пошла пешком, чтобы лучше обдумать сложившуюся ситуацию. Неожиданная мысль обожгла ее — зачем ей встречаться с возлюбленным, когда можно с ним не расставаться? А значит, нужно искать не новое место для встреч, а скромную площадку для любовного гнездышка.
Задача оказалась непростой. Квартиру в городе невозможно было снять на неопределенный срок и невозможно было предположить, на какой срок эта квартира им понадобится. А вдруг это безумное опьянение любви к неопытному юноше слетит с нее так же внезапно, как и налетело?
Но пока безумное опьянение владело ею, она жаждала быть рядом с ним, жаждала слышать его голос и таять в его объятиях. Странно, за эти годы она перебрала немало любовников, одни были лучше, другие — хуже, но ни к одному она не прикипела душой так, как к этому мальчишке, не такому уж красивому, не такому уж талантливому. Он был еще не готов к величию, еще не созрел как поэт, но в его подчас невнятном бормотании можно было расслышать отзвуки ритмов будущего гения. И в искусстве любви он поначалу был робок и не уверен в себе, но страстен и способен к обучению. Она даже не представляла себе раньше, какое это удовольствие обучать искусству любви любимое существо.
Единственное, что раздражало ее в нем, было его дурацкое девичье имя — Рене. И вот однажды она набралась смелости и предложила ему сменить его нежное Рене на мужественное — Райнер.
Он, конечно, согласился, как соглашался со всем, чего она требовала. И стал Райнер Мария Рильке.
Под этим именем он вошел в историю.
Проблему любовного гнездышка Лу решила со свойственной ей изобретательностью. Она сняла не городскую квартиру, а деревенский бревенчатый домик, одной стеной прилепившийся к горному склону. В соседнем с ними сарае жила кроткая корова, но им ее близость нисколько не мешала наслаждаться своим жилищем. Они купили на блошином рынке большую деревянную кровать, поцарапанный овальный стол и двустворчатый шкаф. Хозяин подарил им пару жестких скамеек, а друзья художники завалили дощатый пол подушками и плетеными ковриками — получилось комфортабельно и даже по-своему красиво.
Когда Лу разбирала присланный Карлом сундук, Райнер заметил несколько книг, написанных кириллицей.
— Что это? — удивился он.
— Книги русских писателей — Льва Толстого и Антона Чехова.
— Ты читаешь по-русски?
— А ты не знал? Я недаром закончила гимназию в Санкт-Петербурге.
Райнер пришел в восторг:
— Значит, ты можешь научить меня русскому языку? Я давно об этом мечтал.
Так в их счастливую жизнь вошел русский язык — неделями не выходя из своего уютного гнездышка, они вперемежку занимались то любовью, то кириллицей. В изучении языка, как и в любви, Райнер оказался на редкость способным учеником. Так что к приезду Карла он уже сносно лопотал по-русски, правда, со страшным акцентом, зато связно.
Карл к тому времени уже знал все о новой причуде своей взбалмошной жены. Ему это вовсе не понравилось, но возражать он не смел — таково было их брачное соглашение. Как ни удивительно, ему понравился Райнер — своей наивностью, талантом и стремлением выучить чужой язык. Сам Карл Андреас кроме десятка ближневосточных языков отлично владел английским, французским и тремя скандинавскими. Правда, русского он не знал.
Петра
Я во всех деталях изучила жизнь и похождения Лу, но так и не смогла понять мотивов поведения высокообразованного профессора Карла Андреаса. Неужели он и вправду поверил коварной выдумке Лу, что истинная любовь на всю жизнь возможна только, если она не искажена причудами эротики, как у других людей? Такой умный, такой начитанный… и поверил? Или он просто был мазохист и любил страдать? Страдания от жены он получал без меры до конца жизни. Причем его биография наглядно показывает, что он не был импотентом: много лет сожительствовал со своей экономкой, которая родила ему дочь Мари.