Они помчались во всю прыть по закоулкам Марсалы. Бандит командовал:
— Направо! Налево! Прямо!
В этой бешеной скачке кучер хотел направить лошадей на стену, — но бандит схватил его за плечи:
— Сломается хоть колесо, — кинжал между лопаток.
Они выехали за город, и кучер решительно потерял дорогу. Ночь была тёмная, без луны. Не видно ни зги. Бандит нарочно крутил:
— Направо! Налево! Поверни назад! Направо! Прямо!
Иногда он кричал:
— Осторожнее! Осторожнее! Налево пропасть!
Судя по толчкам, они ехали то дорогой, то полем. Ветви иногда хлестали в лицо, — проезжали садами, рощами.
Сколько продолжалось это, — потерявший от страха голову кучер не знает.
Лошади устали, с галопа перешли на рысь, на шаг, еле плелись и, наконец, совсем стали.
Бандит выпрыгнул из коляски:
— Теперь ты свободен. Не ори, — кругом ни души. Поедешь назад, — осторожно. Недалеко есть пропасти. Да сохранит тебя святая Мадонна.
И исчез в темноте.
Кучер подождал рассвета. Когда прояснело, — увидал незнакомую местность. Долго плутал, наконец, кое-как выбрался на какую-то дорогу, доехал до жилья, спросил: «как проехать в Марсалу?»
На его вопрос крестьяне только вытаращили глаза. Это было очень далеко.
Наконец, добрался до Марсалы, рассказал, заболел от пережитых ужасов нервной горячкой и слёг.
Между тем, встревоженные отсутствием кавалера его домашние ещё с вечера дали знать полиции.
Полиции пришлось искать, но, конечно, она не нашла ничего.
Между тем по городу ходили слухи, что несколько прохожих около семи часов вечера, желая пройти одной маленькой уличкой, на повороте встретились с тремя людьми, закутанными в плащи, с надвинутыми на лоб шляпами, с ружьями.
Эти люди говорили просто и кратко:
— Назад. Сюда нельзя.
В Сицилии вечером не принято разговаривать с людьми, у которых в руках ружья.
Прохожие спешили повернуть и улепетнуть, едва переводя дух.
Таких же троих видели и с другого конца улицы.
Полиции с большим трудом удалось узнать, на какой улице это было.
Обитаемых домов там немного, всё больше сараи.
Немногочисленные жильцы улицы после долгих отнекиваний, очень неохотно, показали, что, действительно, около семи часов вечера на улице раздались крики:
— Запирайте двери и окна!
Что они и поспешили исполнить. В Сицилии обыкновенно такое предупреждение обозначает, что на улице сейчас начнутся свалка и пальба.
Никто ничего не видал.
Слышали только, как ехал экипаж, остановился, потом лошади поскакали, и колёса загремели по мостовой.
С час жильцы улицы сидели запершись, но слыша, что всё тихо, осмелели, начинали открывать двери.
На улице не было ни души.
Когда вернулся кучер, оказалось, что это именно та самая улица, на которой был схвачен кавалер Спано.
Больше ничего не было известно, и кавалер Спано канул, точно в воду.
IIИзвестие о взятии в плен архи-миллионера Спано тогда так же взволновало всю Сицилию, как теперь известие об его освобождении.
Со страхом и с оглядкой потихоньку говорили друг другу страшное олово:
— Мафия!
Вспоминали, что кавалер Спано всегда грубо и жестоко обращался с прислугой, брал немилосердные цены с арендаторов-крестьян.
Может быть, обидел кого-нибудь из членов таинственной и вездесущей «мафии», и «мафия» постановила убрать кавалера Спано.
Произносилось даже самое страшное в Сицилии имя:
— Варсалона!
Варсалона — «Варавва» Сицилии. Бандит, которого 15 лет ищут и не могут найти.
Жив кавалер Спано? Умер?
Но скоро оказалось, что он жив.
Родные кавалера получили анонимное письмо.
«Кавалер Спано оценён в два миллиона лир».[68]
В Сицилии грабежи и разбой обычное дело. Но тут была затронута уж слишком крупная личность. И потом, — среди города, чуть не среди дня!
— После этого нельзя выходить на улицу.
Богатые люди уже не выходили иначе, как в сопровождении стражи.
Долготерпение правительства лопнуло.
Из Рима пришло строжайшее предписание префекту Трапани, в области которого находится Марсала:
— Найти во что бы то ни стало кавалера Спано.
Префект послал из Трапани целый батальон карабинеров. Перешарили весь город, все окрестности.
Никаких следов.
С отчаянья сыск и розыск приняли размеры какой-то оргии.
Настоящее бедствие разразилось над всем городом.
Полиция и следственная власть свирепствовали.
— Всё возьму под подозрение! Всех подозреваю! — как говорит Расплюев в «Весёлых расплюевских днях».