Рухнул в ту же минуту и Конхито.
От потери крови он был без чувств.
Его унесли замертво с арены.
Рана оказалась глубиною в шесть сантиметров.
Кванита был более счастлив. Бык его только измял.
Он попал между широко разошедшимися рогами и закувыркался в воздухе.
Три раза взлетал он на воздух под могучими ударами разъярённого быка.
Пока не рухнул на землю.
Тореадоры плащами отвлекли быка.
Кванита вскочил и потребовал шпагу.
Весь костюм на нём был разодран.
Двое тореадоров уцепились за него.
Публика вопила:
— Не надо! Не надо!
Кванита с перекосившимся не то от страданья, не то от бешенства лицом отбивался от тореадоров.
Вырвался, схватил шпагу и кинулся к быку.
Это была одна из самых бешеных атак, какую я видел.
Он забыл всякую осторожность и кинулся так, чтоб весь цирк закричал от ужаса.
В ту минуту, как наклонился, всаживая шпагу, снова между рогами быка, — казалось, что он снова на рогах.
Но удар был великолепен. Пробил сердце.
Бык упал сразу мёртвый. И на него же без чувств повалился Кванита.
Цирк ревел, опьянённый такой храбростью, таким мужеством, такой красотой безумно дерзкого жеста.
В такие минуты и создаётся слава, настоящая слава, — слава «великого» тореадора.
Но вот однажды, в один скверный день, тореадор, в самую минуту «борьбы своей кровавой», вдруг вспоминает, что у него есть живот.
Странно! До сих пор он никогда об этом не думал. Но в эту минуту ему вдруг почему-то вспомнилось!
— А вдруг в живот!
И с этой именно минуты карьера тореадора кончена.
Тореадор «начинает портиться с живота».
Он начинает бояться за свой живот. Он начинает прятать живот от рогов быка. Он начинает слегка сгибаться.
И конец пластике.
Если вы хотите видеть удар, полный невероятной красоты, грации, — удар, которого, говорят знатоки, не повторится, быть может, столетие, — бросайте все свои дела и летите, летите в Испанию.
Стальная фигура «самого» Мазантини чуть-чуть погнулась.
Чуть-чуть, еле-еле.
Но крошечное уклонение есть.
И, расходясь с боя, испанцы хитро подмигивают:
— А живот-то стал прятать!
Он уже ездил на гастроли в Мексику. Плохой знак!
Это то же, что знаменитая французская артистка.
Поехала на гастроли за границу. Значит, — начала стариться для Парижа.
Грубая мексиканская публика не так требовательна, как утончённая испанская.
Бык убит. Что и требовалось доказать.
Она не требует такой строгости и красоты линий.
Почему именно за живот просыпается у тореадоров такая нежная боязнь?
Они боятся за живот, как мыслитель боялся бы за голову.
Это источник их главных наслаждений.
Хорошо пить, хорошо есть — два главных наслаждение такого мясника.
От кутежей, от обедов и ужинов с поклонниками у них растёт в объёме живот.
И любители боя быков с грустью замечают про тореро:
— Увеличивается живот. Конец пластике. Скоро начнёт бояться.
Сначала лёгкий, — изгиб стана, при пропуске мимо быка, — делается всё заметнее, всё сильнее.
Эспада начинает «кланяться» быку.
— Живот! Живот! — с хохотом и свистом орёт весь цирк.
И бедный эспада в один прекрасный день, «поклонившись» последнему быку в своей жизни, приходит домой, отрезает свою косичку и дарит её матери, жене или любовнице.
Это значит
— Кончил карьеру.
Больше он не тореадор.
Мать, жена или любовница относят эту косичку к статуе Мадонны, которую они умоляли в страшные «от четырёх до шести» спасти и внушить мысль бросить опасное ремесло.
— Ты услышала наши молитвы!
И косичка вешается около статуи Святейшей Сеньоры Наших Надежд.
Меня страшно интересовали кровавые кулисы цирка.
Эти покрытые кровью кулисы так похожи на все кулисы всего мира, покрытые только пылью и только грязью.
С уходом Гверрерито, и если умрут Антонио Монтес и старший Бомбита, — в Испании остаётся четыре великих эспада: Мазантини, Бомбита-Чико, Конхито и Кванита.
Это четыре совершенно различных таланта.
От манеры убивать до манеры кланяться, — у каждого масса особенностей, своих собственных, только ему принадлежащих.
Мазантини — эспада-классик.
Он Геннадий Несчастливцев, — когда «артист был горд».
Эспада после блестящего удара без шляпы обходит гремящую аплодисментами арену.
Ему кидают шляпы, палки, сигары.
Шляпы и палки он кидает очень ловким и полным красоты жестом назад, сигары величественно передаёт идущему за ним простому тореадору.
Прежде увлечённые зрители кидали драгоценные булавки из галстуков, золотые портсигары, часы.