Скоростью, достаточной для путешествия августейшего семейства, признали 14 узлов. В опытовом бассейне Фруда «обкатали» модель, учли результаты службы круглых броненосцев. Получилось, что для достижения такой скорости надо ставить машины мощностью более 8500 лошадиных сил. Строить решили на английских верфях и заключили контракт с английской судостроительной фирмой «Джон Эльдер и Компания», хозяин которой – тот самый инженер Эльдер – сам восхищался идеей круглых и эллиптических судов.
Англичане пообещали спустить новую яхту уже в июле следующего, 1880 года. Работы на верфи, расположенной в Ферроле на реке Клайд, в пригороде Глазго, начались сразу же после подписания контрактных документов. И к началу ноября две трети набора второго дна уже склепали.
5 января 1880 года яхта «Ливадия» была зачислена в списки судов флота. Командиром назначили капитана I ранга И. К. Вогака, имевшего уже опыт «общения» с круглыми судами и бывшего первым командиром «Новгорода».
Закладку по недоброй традиции русского флота провели снова задним числом – 25 марта, когда уже монтировалась обшивка. А спустя ровно четыре месяца состоялся спуск, на который в Глазго приехал великий князь Алексей Александрович – будущий генерал-адмирал российского флота. И Попова, и его «поповки» великий князь, вообще-то, терпеть не мог. И утверждал, нимало не стесняясь, что «круглый дурень наплодил себе подобных»…
Моряки «Ливадию» за приличный корабль поначалу не признали. В ходу была шуточка на грани скабрезности: вот, мол, что получается, если в любовном экстазе рыбка-бычок переведается с камбалой.
И верно ведь: верхняя, надводная часть яхты напоминала тупоголового бычка длиной 79,25 метра и шириной 33,53 метра. А ниже ватерлинии начиналось эллиптическое тело плоской камбалы длиной 71,63 метра и шириной 46,63 метра. Килей у «камбалы» было три. Как писал Э. Е. Гуляев, «… яхта могла быть несколько длиннее и уже, чтоб удовлетворять вкусу большинства, но это привело бы к необходимости повышения мощности машин и уменьшению остойчивости».
Конструкция нижнего «блина» корпуса «Ливадии» – явление совершенно уникальное, с лучшей в те времена живучестью. На всю длину простиралось второе дно, отстоящее от обшивки на высоту 1,07 метра на миделе и 0,76 метра в оконечностях. Число водонепроницаемых отделений доведено до сорока. Вдоль всего борта проходили две продольные вертикальные переборки, пространство между которыми и бортом также делилось поперечными переборками на 40 отделений. Накрытый выпуклой, в форме перевернутого блюдца, палубой понтон служил прочным кольцеобразным основанием для верхней части яхты, где располагались все жилые помещения и царские апартаменты. Огромная «приемная» императора с высотой подволоки около 4 метров напоминала комнаты Людовика XVI в Фонтенбло. На этой «веранде» находился, например, действующий фонтан, окруженный цветочной клумбой.
Достраивали «Ливадию» на плаву всего три месяца.
В августе установили котлы. В сентябре, под руководством русских инженеров в генерал-майорских чинах А. И. Соколова и И. И. Зарубина, собрали машины.
24 сентября «Ливадия» покинула заводской бассейн и под одной средней машиной прошла вниз по реке в Гринок. И в тот же день на мерной миле показала 12 узлов. По данным А. И. Соколова, яхте в дальнейшем удалось развить скорость 15 узлов, причем при встречном ветре! Осадка при этом была 2,1 метра, а водоизмещение 4420 тонн.
Перегон «Ливадии» на Черное море император повелел считать испытательным плаванием. 3 октября яхта покинула Гринокский рейд. При заходе во французский Брест на ее борт взошел великий князь Константин Николаевич. А 8 октября к ночи «Ливадия» вошла в полосу непогоды.
С двух часов пополуночи 9 октября волны начали бить в носовую часть понтона яхты. Ход пришлось уменьшить до 4–5 узлов. В 10 часов утра обнаружили, что первое междудонное отделение заполнилось водой; срочно пришлось менять курс и направиться в испанский порт Ферроль.
По сведениям очевидцев, высота волн в шторм достигала 6–7 метров, при этом бортовая качка не превышала 3,5 градуса на борт, а килевая – 9 градусов в размахе, 5,5 градуса в нос и 3,5 градуса в корму. Винты ни разу не оголялись. «На яхте ничего не падало, – рапортовал командир, – сервировка стола и высокие канделябры оставались недвижимы как в штиль, ни суп в тарелках, ни вода в стаканах за обедом не пролились».