Он, адмирал Попов, и приходится этому странному «Новгороду» отцом-создателем.
Есть у опытных врачей закон: если не вполне понимаешь процессов, которые в данный момент происходят в организме пациента, изучи его «карточку» с детских времен. Корь, перенесенная в раннем возрасте, может служить причиной развития аллергий на все подряд, а краснуха, например, – привести к глухоте…
У историков – те же правила. Если не понял государственную политику в той или иной области, обнаружил ситуационную «глухоту» державы к велениям эпохи или «аллергию» на собственные минувшие достижения – ищи в «анамнезе» какую-нибудь проигранную войну. Она – и есть причина новой немощи! Поражения, как тяжкая хворь, часто оставляют после себя странные последствия…
В 1853–1856 годах у России была Крымская война. Та самая – с героической обороной Севастополя в качестве кульминации. В результате этой войны русский военный флот на Черном море практически перестал существовать. Причем, согласно Парижскому мирному договору 1856 года, «в целях обеспечения безопасности плавания в Черном море» России запрещалось иметь в составе морских сил в этих водах более шести боевых кораблей водоизмещением 800 тонн и более четырех – водоизмещением 200 тонн. Военное разорение лет на десять отодвинуло назад развитие флота: выделенной казны едва хватало одним балтийцам. Не потому ли на Черном море, где доживали свой век лишь немногочисленные уцелевшие в войне старые парусники, до поры броненосного флота не было вовсе…
Военное министерство несколько раз обращалось к императору Александру, сменившему на троне Николая I, с предложениями о постройке броненосцев. В основном – «мониторного» типа, не предназначенного для дальних плаваний, но вполне применимого для целей береговой обороны. До строительства большинства кораблей по этим проектам дело так и не дошло.
Да и где было строить новый Черноморский флот? Нормальные верфи, способные качественно работать с железными корпусами, находились в основном в Питере. А в черноморской зоне в наследство от времен парусного судостроения осталось казенное Адмиралтейство в Николаеве. Да еще в Севастополе недавно поставлены были частные мастерские РОПиТа – «Русского общества пароходства и торговли». Первое специализировалось на постройке деревянных корпусов. Последние могли работать с железом, бронзой и сталью – но в виде готовых деталей, доставляемых с других заводов. Проще говоря, исполняли роль всего лишь сборочного цеха.
Механического производства не было вовсе: для пароходов РОПиТа цилиндры машин и валы точили в Англии или в Голландии, котлы и подшипники заказывали немецким мастерам.
В Севастополе был еще ремонтный эллинг с доками, но опять же «заточенный» под обслуживание парусников. Прежде чем создавать хоть какой-нибудь броненосец, следовало позаботиться о модернизации производственной базы. А это – деньги. И немалые. Деньги, которых в казне державы, недавно пережившей близкий к революционной ситуации кризис 1859 года, практически не было…
Только десять лет спустя, во второй половине 1869 года, после выполнения судостроительных программ для Балтики, военный министр генерал Д. А. Милютин получил разрешение императора возбудить вопрос о постройке броненосных судов на юге России. Речь при этом шла только об усилении обороны Днепровско-Бугского лимана и Керченского пролива.
Военное министерство разработало компромиссную программу: заготовить все необходимое для постройки броненосцев на Балтике, а потом перевезти в Николаев и там собрать корабли, оборудовав открытый эллинг в устье реки Ингул. У эллинга построить «броненосную мастерскую» – нечто вроде цеха по обработке металлических конструкций, доставляемых из промышленных районов страны. В Питере же нанять опытных в работе с железом мастеровых. На это из казны генерал-адмирал распорядился выдать около двух сотен тысяч рублей.
В результате Черноморский флот России должен был за два года пополниться четырьмя броненосцами-мониторами общей стоимостью 4 миллиона рублей. Причем выданные ранее 200 тысяч на модернизацию верфи Николаевского Адмиралтейства входили в эту сумму.
Какими конкретно должны были стать эти новые корабли, в решении генерал-адмирала не указывалось. Как генеральный конструктор проекта, адмирал Попов получил определенную свободу действий в этом плане. Правда, где-то в документах проскользнула информация, что в качестве прототипа новых кораблей можно использовать чертежи двухбашенных броненосных канонерских лодок типа «Русалка». Однако Андрей Александрович решил пойти другим, принципиально новым путем…