Последняя ночь в стойбище Котыргына была самая холодная—55° мороза, но на следующий день с утра барометр стал быстро падать и температура подыматься. Я предложил нашим механикам скорее уезжать в Чаунскую культбазу: неминуемо должен скоро начаться сильный фёновый ветер с Анадырского плато с поземкой, которая хотя и будет попутной для саней, но чересчур сильной.
После завтрака мы раскачали в последний раз аэросани, и они скрылись в облаке снежной пыли. Укукай также уехал в Чаунскую культбазу, и мы остались с Ковтуном одни в ожидании нашего каравана.
Пригнали оленей, начинается ловля нужных для запряжки «быков»; делается это очень медленно — пастух прогоняет стадо мимо и особыми криками старается отделить ездовых оленей, которые обычно держатся вместе. В это время остальные мужчины с арканами (по-чукотски «чаат») стараются поймать оленя, намеченного для упряжки.
Чаат бросается очень ловко и попадает в оленя, но далеко не всегда захватывает его голову. У многих ездовых оленей отрублены рога, чтобы они не цеплялись при езде за соседа, и поэтому надо обязательно, чтобы петля чаата захватила голову или ногу. Хотя чукчи упражняются в бросании чаата с детства, я видел уморительных малышей 3–5 лет, которые бросали чаат на какую-нибудь палочку, но все же из трех бросков два, а то и все три неудачны.
После ловли чукчи возвращаются совершенно запыхавшиеся и мокрые, садятся во внешней части яранги и закусывают перед дорогой. Они сначала едят из деревянного блюда мелко раздробленное мороженое оленье мясо и потом медленно пьют чай из блюдечек. Гости и хозяин сидят скрестив ноги на оленьих шкурах, а женщины— прямо на земле.
Мы с Ковтуном держимся пока в стороне — мы чувствуем себя еще чуждыми всей этой жизни.
Наконец чаепитие кончено, олени запряжены. Можно ехать. К нашему удивлению, мы видим, что нам с Ковтуном дали не парные легковые упряжки, как договорено с Укукаем, а грузовые с одним оленем. Это грозит затянуть нашу поездку к озеру вдвое, до начала марта. Объясниться с чукчами очень трудно. Я знаю слишком мало чукотских слов, и остается надеяться, что от Тнелькута мы поедем уже как следует. Мне необходимы легкие отдельные нарты для осмотра утесов, а приходится ехать пока в общем караване.
Сейчас везет нас не Тнелькут, а другой чукча, Ятыргын («пришедший»). Это пожилой человек с толстыми отвислыми губами и с испорченными трахомой глазами. Он ходит все время перегнувшись вперед — как будто не может выпрямиться.
Чукотская кочевая (грузовая) упряжка резко отличается от якутской или эвенкийской. Чукчи запрягают только одного оленя, и лямка одевается всегда с правей стороны. Каждый олень привязывается к левой стороне идущих впереди саней, и поэтому вся связка из десятка нарт двигается не гуськом, а диагональным ступенчатым рядом, и каждый олень идет по новому, не протоптанному другими пути. Поэтому за чукотским караваном остается широчайшая, раскатанная полозьями и истоптанная дорога. Такой способ хорош для езды по широким равнинам и твердому насту. Но если чукчи попадают в глубокие снега горных долин и в леса, их олени выбиваются из сил через два-три дня. Ведь каждый олень должен тащить по нетронутому снегу нарту, хотя и с грузом, в два-три раза меньшим, чем в Якутии, но чрезмерным для такой дороги. В Якутии, когда мы прокладывали дорогу, у нас обычно впереди шли пустые нарты с четырьмя оленями, затем полузагруженные парные нарты, а за ними уже караван с нормальным грузом, килограммов по полтораста на каждой нарте.
Пока еще эти путевые мучения впереди. Мы идем по равнине, по твердому, прибитому ветром снегу. Ятыргын уныло сидит на своей нарте и время от времени тыкает оленя «кенчиком» — длинной палкой с костяным наконечником.
Возле пустой яранги нас нагоняет Тнелькут на своем легковом выезде. Легковая чукотская нарта сильно отличается от грузовой: она гораздо изящнее и легче. Грузовая сделана из плавника — тяжелых бревен, собранных, на побережье, плохо вытесанных, громоздка, нередко небрежно скреплена и представляет в сущности орудие пытки для несчастного оленя, который ее тащит. Нередко полозья нарты даже кривые. А легковые делаются в основном из березы или ивы, из тонко выструганных и аккуратно пригнанных частей. Иногда копылья (дуги основания) делаются из оленьих рогов. Вся она — тонкая, беленькая, чистая. Два оленя легко везут одного человека, который сидит верхом, свесив ноги на полозья и направляя нарту ногами.