— Размещайтесь. Акчей знает, где едят, пока уложите раненых, там накроют столы. Сначала уха и немного хлеба — вы ведь давно нормально не ели?
— Да.
— Ничего, подкормим, пищи у нас хватает.
— Десять лет тому назад я привёл к устью Нирмуна почти тысячу человек, из которых двести были воинами, равных которым не было в округе на многие седмицы пути.
Гатал говорит на смыслянском со странным акцентом, усиливает шипящие согласные, напомнив Роману знакомого польского шьпекулянта. Понятно, что учился языку не у вильцев. Акчей тоже слегка присвистывает в разговоре, но не так заметно. Костёр, разложенный в специальном очаге, слишком силён для моросящего мелкого дождя, а собеседники укрыты от холодных капель навесом. Вождь сбродников говорит, не поворачиваясь к Роману, смотрит в пламя, ищет поддержки в потоке раскалённого воздуха.
— Я потерял землю, сражаясь за которую пали почти все мои люди. Из тех, кто пришёл со мной, уцелело два десятка, из них только половина — мужчины. Потерял любимую женщину, достаток и положение. Остались меч, честь и горстка измученных людей.
Ты вышел на наш берег год назад, один — зверя твоего не считаю. Сегодня ты приютил в своём селении то, что осталось от моего народа. Когда Акчей вернулся и принёс вести о наших детях, я не поверил, что они остались свободными, но парень настоящий воин, врать не умеет. Он пришёл в доспехах, за которые любой вождь отдаст любимую жену, с драгоценным оружием и новыми боевыми ухватками. Я задумался. Мы всегда жили по закону силы, который велит забрать у слабого то, что он не способен защитить. Забирали всё, до чего могли дотянуться наши руки, слабые сопротивлялись, глупцы, — теряли жизнь и свободу. Но и наша сила убывала — незаметно, совсем чуть-чуть, пока не приплыла из-за моря рать, которая отняла всё у нас самих.
В костре прогорело и обрушилось толстое полено, навстречу падающей с тёмного неба воде взметнулся сноп искр. Роман подбросил в огонь ещё дров — слушать Гатала оказалось интересно — пришлый разбойник неожиданно оказался умным собеседником.
— Ты можешь одолеть в бою десяток опытных воинов. Но не отбираешь, а отдаёшь. Можно подумать — это глупость дикаря, который не знает ценности вещей и законов мира. Но отданное вернулось к тебе многократно. И я стал догадываться, что глупый дикарь это я, а ты удачлив и знаешь верный путь.
Гатал выставил ладонь под дождь, посмотрел, как капли стекают по мозолистой коже.
— Я должен заботиться об остатках моего народа. Но не справляюсь. Возьми нас к себе. Акчей рассказывал, как здесь живут. Работать как простолюдин и готовиться сражаться, будто дружинник — тяжело, но он говорит — потом становится легче. Большая часть моих людей — простолюдины, которым пришлось сражаться. Остальные — воины, которым пришлось немало поработать, мы справимся и поверь, сумеем отплатить добром, хоть не имеем сейчас ничего, кроме нас самих.
Шишагов молча протянул руку и сжал ладонь старого разбойника.
— Гатал, в темноте не видно, но вот там шумят водяные колёса, которые пилят лес, помогают варить железо — много железа, делать из него крепкую сталь, ковать инструмент и доспехи. Там, — Роман показал рукой в другую сторону, — полные пищи амбары. Там — запас сена, которого хватит до весны нашему стаду и вашим лошадям. Там, — Роман снова повернулся, — дома, удобные дома, в которых хорошо отдыхать после работы. В них спят люди. Представь, что исчезло всё — плотины, кузницы, амбары, дома. Сумеют люди построить это опять?
— Гатал хмыкнул, не стал отвечать на риторический вопрос.
— А если всё останется, но не станет людей — кто будет пилить лес, ковать металл, кормить и доить коров? Зачем будут нужны эти полезные вещи? Ты предлагаешь мне самое большое сокровище этого мира.
Шишагов потёр шею, подбирая правильные слова.
— Только одно условие, Гатал. Мы все собрались из разных мест, кое-кого привели сюда на верёвке. Но рабов в НАШЕМ роду нет, а должникам нетрудно рассчитаться хорошей работой. Здесь нет чистых и грязных, ценим того, кто больше умеет и лучше работает. Сможете так жить — буду рад. Тем, кто не сможет себя побороть, придётся уйти.
— Смогут все. Теперь — смогут. Даже я.
Роман поднял с земли камешек, поиграл, подбрасывая его разными частями руки, поймал и бросил под лавку.
— Я думаю, скоро вильцам и нам придётся воевать со скандами. Как думаешь, твои люди станут нам помогать?
Впервые за день Шишагов увидел на худом горбоносом лице собеседника радость.
— Все, как один. Даже если ты попробуешь их остановить и заберёшь оружие!
Роман хмыкнул, улыбнувшись в ответ:
— До сих пор я вам его давал.