— В земле была нора, а в норе жил хоббит, — прокомментировал увиденное Шишагов. Вход в строение представлял собой выкопанный в земле лаз примерно метр на метр размером. Теперь было видно, что жилище вовсе не было вросшей в землю избушкой, просто над землянкой сложили из толстых брёвен ещё четыре венца.
Долго рассматривать строение снаружи ему не дали — Рудик показал на вход и выдал фразу, в которой Роман опознал "иди" и "там". Сам парень уже вовсю возился с ремешками и верёвками, крепящими вьюки на спинах лошадей. Очень ему кони нравились. После нескольких дней совместного похода даже Тор — так Роман назвал упёртого командирского жеребца, снисходительно позволял парнишке возиться со своей сбруей. Пленный диверсант ему помогал, и рыжего не беспокоил тот факт, что вчерашний неудавшийся убийца помогает снимать с лошадей трофейное оружие.
"Может, так здесь положено"?
Роман, стараясь удерживать на лице выражение непоколебимой уверенности в том, что всё идёт как надо, спустился в ведущую к лазу канаву. За ним спрыгнула закончившая наружный осмотр подворья Машка.
После дневного света в помещении ни черта не было видно. В глубине возилась хозяйка, что-то радушно ему рассказывая. "Надо скорее язык учить. Я скоро полиглотом стану — знаю четыре языка двух миров, и конца этому процессу не видно".
Тётка застучала кресалом по кремню, раздула трут, зажгла лучину, воткнула её в резной светец, подставила под него миску с водой, повернулась, и выдав оглушительный визг, спиной вперёд запрыгнула на сложенную из дикого камня невысокую печь.
Отразившийся в Машкиных глазах свет явно произвёл на женщину незабываемое впечатление. Роман схватил свою любимицу за могучую шею и не позволил сбежать самым позорным образом.
— Извините, сударыня, — обратился он к хозяйке, — Это Маша, моя любимица, мы с ней второй год уже живём, и ни разу она без разрешения никого не обидела.
Ясное дело, понять его женщина не смогла, но спокойный, уверенный тон говорящего её немного успокоил. Кава присела, не слезая с печи, и что-то спросила, явно имея виду напугавшее её чудовище.
— Она ласковая, — Шишагов потрепал Маху по загривку. Рыся с опаской покосилась на женщину и ткнулась тяжёлой головой вожаку в пояс. Только когда Маха развалилась на утрамбованном земляном полу, подставив живот для чесания и поглаживания, тётушка Кава рискнула слезть с занимаемой позиции. С опаской подошла к Шишагову, поглядела, как тот спокойно позволяет ужасному чудовищу брать в пасть свою руку. Вроде успокоилась, но когда Роман предложил ей погладить зверушку, от греха подальше убрала руки под передник. Потом прыснула в кулак, как девчонка, и полезла из жилья на улицу, оттолкнув с дороги парнишку, сунувшего в дверь свою любопытную рыжую голову.
Парни стали затаскивать в жильё мешки и свёртки с барахлом, а Роман, отправив Маху под стол, чтобы не мешала, смог осмотреть предоставленную им жилплощадь.
Помещение размером примерно три на четыре метра. Может, чуть больше. Пол земляной. У противоположной входу стены, в правом углу расположена небольшая печь — чуть выше метра от уровня пола. Никакого намёка на дымоход, предназначенное для выхода дыма отверстие выпускает его прямо в жилище. Балки, жерди и снопы соломы, складывающие крышу, покрыты толстым слоем сажи. Когда копалась яма под это строение, вдоль стен были оставлены выступы. Укреплённые кольями, и покрытые тёсаными жердями, поверх которых потом настелили шкуры, они превратились в широкие лавки или полати — как ни называй это приспособление для сидения и сна.
В противоположном по отношению к печи конце избы на вкопанных в земляной пол столбах стоит могучий стол из широких и толстых тёсаных плах. На выступе печи, перед топкой, красуется несколько кривобоких глиняных посудин. Большая часть напоминает горшки, парочка скорее походит на широкие глубокие миски. Над столом и "плацкартными" местами установлены плетёные из веток экраны — видимо, чтобы срывающаяся сверху сажа не падала в пищу и на головы. Больше в этой гостинице ничего нет.
Перетаскавшие в жильё всё барахло парни встали перед Романом, явно ожидая распоряжений. Кивнув Рудику на лавку, Роман показал на него рукой:
— Рудик.
Стукнул кулаком себя чуть выше солнечного сплетения:
— Роман.
Наклонился, погладил по теплому боку лежащую под столом Машку:
— Маха.
Ткнул пленного указательным пальцем в грудь:
— А ты?
Парень хлопнул себя по широкой груди:
— Акчей.
Тут в дом, отодвинув дверь тугим задом, влезла Кава. Руки у женщины были заняты: плетёное блюдо с лепёшками, горшки с кашей и молоком. Как всё только поместилось? Проворно расставив принесённое на столешнице, прошла к печке, достала из корзины и принесла деревянные чашки. С опаской покосилась на Маху и пригласила Романа к столу, не обращая на остальных никакого внимания.