— Ну-ка покажись, коли такой храбрец, что волколаков не боишься.
Роман не спеша встаёт, поднимает брошенную лесовиком кружку, обтирает ладонью и передаёт Прядиве. Потом внезапно для наблюдающих оказывается рядом с предводителем местных рэкетиров и вытирает испачканную ладонь о его рожу. Рудик раньше других понял, что сейчас будет, радостно улыбается. Угадал — хозяин исчез из виду, только кучей тряпья мелькнул отлетающий от костра ватажок. Остальные ещё не поняли, что случилось, а тот, что стоял наособицу, сорвался — заревел, бросился. Размазался в глазах серой полосой, лишь высверком далёкой зарницы блеснула занесённая секира. Убираясь с дороги, комьями грязи из-под конских копыт разлетаются в стороны лесные братья.
Они падают порознь — сорвавшийся с нарезки оборотень и его топор. Оружие отлетело дальше и осталось лежать, а зверь перекатывается и вскакивает снова — ломать и грызть бросившего вызов соперника. И снова промахивается, чужая сила кружит его, вырывает из-под лап землю.
"И я мог таким стать. Был таким, пока не очнулся. Ты ко мне правильно пришёл, парень".
Схватка заканчивается быстро. Чужой оборотень висит в воздухе, пойманный за пояс штанов и волчовку на загривке, Роман треплет его, как матёрый кобель кутёнка. Дикарь пытается вырваться — и не может Потом Шишагов роняет его на землю.
"Ну, кинется опять?"
Нет, чужой вставать не хочет, только хрипит, уткнулся мордой в землю, ожидает нового наказания. А его по спутанной шевелюре погладили — ласково.
Пытавшихся под шумок отойти к лесу бойников примораживает к земле короткий рык Шишагова:
— Стоять!
И обычным голосом, будто не он только что заломал оборотившегося лесовика, Роман добавляет:
— Сами пришли, никто насильно не гнал. Мои теперь.
У костра, счастливо улыбаясь и разбросав по траве руки, спит единственный пришедший с ватагой волколак.
"Не было у бабы хлопот…. Вылезла из лесу сказка, показала зубки. Жили-были в глухом лесу тридцать три богатыря, и "сестрица" их, названная, одна на всех. Любимая. Ну да, у нас её иногда ещё Ягой звали. Постаревшую, потерявшую большую часть потребительской ценности. Сами "братики" до седин доживают редко — не тот образ жизни. Обратная сторона благодатной вильской жизни, её затёртый реверс".
Лесовики в самом деле подобны волкам — крепкие, сухие, длинноногие — слишком независимые для того, чтобы всю жизнь оставаться младшими приживалами в большой вильской семье, лишённые возможности завести собственную. Семье проще выдать строптивому молодцу доброе копьё, чем выделить отдельное хозяйство. Топоры, косы-горбуши, скотина, девки-красавицы пригодятся старшим сыновьям, наследникам. Тем более что как раз девок-то и не хватает на всех. Редко который справный хозяин не водит второй, а то и третьей жены. Бывает, в голодный год девочек и стариков из сёл увозят в лес, на голодную смерть, берегут еду для настоящих работников.
Бобылём-приживалой при старшем брате жить не всякий согласится, вот и уходят в пущу те, кому в общине не нашлось места, надеясь силой и лихостью взять то, что не смог дать род. Иногда в лесную чащу уходят старшие сыновья, отказываются от наследства — этих гонит молодецкая удаль. Тоже часть системы отбора, из общины уходят наиболее агрессивные особи.
"Похоже, потомки библейского Исаака сильно преувеличили тупость Исава, старшему просто не хотелось сидеть под папиным кулаком — свои чесались. Он ведь тоже стал вожаком шайки грабителей. Интересные параллели просматриваются".
Туда же, в глухомань, с почётом выселяют оборотней — возвращают лесу тех, в ком звериное начало берёт верх над человеческим.
Так и живут смыслянские племена — вдоль рек стоят хутора да сёла, в которых пасут скот и сеют зерно весёлые дружелюбные общинники, свято блюдущие закон гостеприимства. В окрестных лесах собираются в стаи изгои, с весёлой удалью потрошат мимохожих путников. Идейных поклонников сурового воинского быта среди них кот наплакал, всё больше те, кому в общинах места не хватило. Собираются в стаи — самое большее три десятка, или около того, большим числом в пуще не прокормиться. Живут охотой и грабежом. Иногда режутся с коллегами из других племён — в пуще мира не бывает. В ватагах культ волка — до ритуального пожирания волчьего мяса. Мелкое такое колдунство, примитивное. Научиться оборачиваться — предел мечтаний.
Впрочем, не всё так просто — ни отправившая парней в лес община, ни сами они чужими себя не считают и худо-бедно уживаются. В костричнике лесовики ходят по селениям, вроде как собирают дань. И община охотно даёт — своим. Конкуренты для военного вождя? Это как посмотреть. Старох не один год в такой стае верховодил. Пока не стал вождём — за воинские заслуги. Так что бойники для дружины резерв, а она для них — светлое будущее, до которого доживают не все. В смыслянском мире связь между собой, не обращая внимания на племенное деление, держат три группы людей: жрецы — этим сам бог велел, кузнецы, отчего-то не таящие умения в семьях, и разбросанные по лесным просторам бойники — воинское братство, лесные лейкоциты. Не связанные излишком имущества, они по первому зову снимаются с места и через месяц-другой могут оказаться на другом краю смыслянского мира. В поисках славы, добычи и главного приза — возможности осесть на землю, захватив хозяйство, женщин и кусок территории. Не такими ли хищниками была в своё время устроена Спарта? Обычным захватчикам не додуматься до такого общественного устройства.