Петя щурит глаза, потом их сразу открывает и смотрит на повара. Тот представляется ему в белом колпаке. «Ха-ха-ха! Это он тогда самого себя подавал на блюде!..» — решает охваченный сном мальчик и, бессильный бороться с ним, закрывает глаза.
— Никак уснул Петянька-то? — слышит он сквозь сон далёкий голос тётки.
— Уснул, уснул, сдавайте! — подтверждает голос оптика.
Петя ещё раз пытается открыть глаза, но сон берёт своё. «Побьёт жена оптика, побьёт!» — проносится в отуманенной головке мальчугана, и он уже видит, как из дверей потихоньку крадётся страшная сказочная ведьма — жена оптика и простирает по направлению к мужу длинные, когтистые руки… Вот, вот сейчас она подберётся к нему и схватит его за волосы, как тогда в сенях.
Петя с ужасом, употребив все силы, поднимает тяжёлые веки и смутно различает в табачном дыму улыбающееся лицо оптика и в гуле других голосов слышит его голос: «Вот тебе и король сам-третей!»
Петя улыбается и думает: «А домой ещё нескоро!.. Как хорошо бы теперь спать на постели!.. Счастливые почтальоншины дети: спят себе дома! А мне до постели долго: чаю ещё даже не пили, а потом, наверно, опять сядут играть… Хорошо, если тётенька с дяденькой выиграют, может быть извозчика наймут, а если нет, идти этакую даль придётся пешком… Холодно, сыро. Скоро ли до дому-то дойдёшь? Дай, Господи, чтобы выиграли! А завтра в училище станет голова болеть… Ладно, как учитель не спросит, а то опять двойку поставит, — я ведь не успел путём и уроков-то затвердить, — а дяденька скажет: „не стараешься!“»
Поднимая и опуская веки, Петя видит теперь уже одно только бритое лицо, с сигарой во рту, сидящего как раз против него повара Никиты Павлыча и решает, что ходить в гости стоит только к нему одному, так как у него угощение лучше, чем у всех других знакомых. «Здесь, например, что? — продолжают бежать Петины мысли. — Или у почтальонши Колотошиной. Один чай с булками и больше ничего!.. Нет, это что!»
«А вот, где всего-всего на свете лучше?» Петя долго думает над этим вопросом, перебирая в памяти все те места, в которых он был за свою короткую жизнь, и приходит к заключению, что всего лучше на свете было ему у покойной маменьки на хуторе, в вишнёвом садике с его птичками, ароматом цветов и ярким солнышком.
«А там, где теперь живёт мама? — задаёт себе вопрос Петя и отвечает. — Тоже лучше, чем здесь. Вот к ней бы пойти в гости!.. Много-много белых берёзок, а на могилках ягоды, и жаворонки в небе так хорошо звенят, звенят»…
Мысли мальчика беспорядочно бегут, и воспоминания, окрашенные сонной фантазией, чередуются одно другим. Временами сон совершенно затемняет рассудок, но Петя делает усилие, и перед ним картина отъезда с хутора по смерти матери к тётке. Едут долго-долго. В тёткином городе уже осень, нет ни солнца, ни птичек. Сама тётка то ласковая, то сердитая и точно чужая, а дядя совсем чужой и всё молчит, а если заговорит, то ему, Пете, не понять, почему нужно уважать и слушаться богатых и почему ему, круглому сироте, необходимо целые дни учиться? Мать тоже называла его сиротой, но говорила, что сироту нужно жалеть, и что заступник у него один Бог…
И видит Петя, что Бог сжалился над ним и вернул ему его мать и любимый вишнёвый садик… Вот он бегает в нём, а из-за изгородки, обвитой зелёным хмелем; выглядывают всклокоченный оптик и его жена. Они машут ему руками и зовут к себе. Вот и повар во всём белом, с блюдом пирожного в руках, ласково подмигивает ему одним глазом… А вот и дядя с тёткой, с ног до головы облепленные картами… Толстый, огромный Крупенников с удочкой, которой старается зацепить его, Петю… Почтальонша со всеми своими шестью ребятами визжит и мечется из стороны в сторону…